Я распахиваю двери балкона и впускаю в комнату прохладный вечерний воздух, хоть и знаю, что сейчас налетят огромные комары. Балкон кажется довольно устойчивым, но я все равно не решаюсь выйти. Третий этаж – это все-таки достаточно высоко. Но дышать свежим воздухом очень приятно; к тому же отсюда открывается вид на Ла Сьюдад.
Колокол пробивает седьмой час. Я смотрю в сторону дома, но в темноте не видно крепости. Даже в свете звезд и Луны. Не сомневаюсь: сейчас там заканчивают последние дела перед сном. Распределяют еду. Каталина сидит во главе стола, на котором стоят тарелки с киноа и несколько кувшинов лимонного сока, и, помолившись Луне, приступает к скромной трапезе.
Мы попрощались только этим утром, но я уже скучаю. Она будет ждать от меня вестей. Нужно срочно раздобыть ткацкий станок и сообщить ей, что Аток хочет жениться во время Карнавала.
Карнавал. Иллюстрийские трехдневные празднества в честь Луны и звезд. Парады и костюмы, липкие сладости во всех уличных лавках, танцы и музыка. Мое любимое время года. Но лаксанцы забрали себе и его. Теперь во время нашего праздника они чествуют лаксанского бога солнца Инти и Мать-землю, Пачамаму. А в конце они приносят в жертву человека. Примерно моего возраста.
Я делаю несколько глубоких вдохов. У меня все еще есть время. Несколько недель. Раздается скрип двери, и я резко оборачиваюсь. Слуги вносят металлическую ванну. Следом за ними несут ведра с водой. Я с удивлением наблюдаю за происходящим. Мне позволят принять ванну? Как это вообще возможно, учитывая, что в Ла Сьюдад не хватает воды? Может, это знак особого расположения? Или Аток хочет пустить пыль в глаза? Очень похоже, ведь расточительность для него в порядке вещей. К тому же он рассчитывает скоро получить доступ к нашему источнику.
В комнате становится людно. Две девушки приносят длинные юбки и расшитые цветами туники. Сплошные рюши. Воротники с оборками. Подолы с фестонами. Ткани всех возможных оттенков от масляно-желтого до лаймово-зеленого. Кружевные мантильи с бахромой и два широких алых пояса. Всё по лаксанской моде. Никто в этой комнате на самом деле не уважает меня, и, если я ловлю на себе чей-нибудь случайный взгляд, они тут же с отвращением искривляют губы, будто обнаружили таракана в тарелке супа.
Когда слуги уходят, стражник снова запирает дверь, и я остаюсь наедине с девушкой, которая стоит в углу комнаты и пристально смотрит на меня. Я никак не могу понять, что означает взгляд ее темных глаз. Она примерно моего возраста, хотя почти на голову ниже ростом. Ее длинная, до лодыжек, плиссированная юбка тихонько шуршит на сквозняке. На плечах – теплый платок кремового цвета из шерсти ламы.
– ¿Sí?[26] – спрашиваю я.
– Ваши новые одежды – подарок Его Величества, – сухо отвечает девушка. – А старые вещи я должна забрать.
– Я думала, вы уже все забрали, – говорю я, указывая на свою сумку.
– Кроме тех, что на вас.
Серьезно? Она ждет, что я разденусь перед ней? Эти люди вообще когда-нибудь слышали о скромности?
– А что, если я откажусь? Вообще-то меня устраивает моя одежда.
Девушка меняется в лице.
– Отказаться от подарка – значит оскорбить короля. Вы обязаны его принять.
– Ладно, тогда я отдам вещи после купания.
Девушка решительно мотает головой.
– Я не могу ждать, пока вы помоетесь, кондеса.
Это какой-то другой мир. Как мы могли жить бок о бок с лаксанцами столько лет? Шумные и бесстыдные, до безумия любящие яркие цвета во всем, от интерьеров до одежды.
Но на самом деле мы никогда не жили бок о бок. До восстания иллюстрийцы обитали в городе, а лаксанцы – высоко в горах. Потом они спустились к нам с пиками и факелами во главе с Атоком, который обрушил на нас всю мощь Эстрейи.
Снимаю сапоги. Затем окровавленную юбку и рубашку. Не глядя швыряю горничной. Она спокойно ловит вещи и дважды стучит в дверь. В комнату заглядывает Хуан Карлос, и я, сдавленно вскрикнув, едва успеваю стащить с кровати покрывало, чтобы прикрыться.
Девушка оглядывается.
– Я голодна.
Она равнодушно пожимает плечами и уходит. Хуан Карлос запирает за ней дверь и смотрит на меня едва ли не с сочувствием. Но о каком сочувствии может идти речь, если они запирают меня здесь без еды? Я досадливо бросаю покрывало обратно на кровать. Во мне снова вскипает ярость; хочется просто взять и выбить дверь. Эта комната слишком тесна для того, чтобы выместить всю мою злость.