В седьмой лунный день луноход маневрировал в зоне ещё более сложного рельефа, среди жуткого хитросплетения кратеров и крупных камней. В результате удалось преодолеть всего 197 м пути.
Однако ресурс лунохода был не бесконечным.
До 18 июня (конец восьмого лунного дня) во всех сообщениях ТАСС говорилось, что состояние служебных систем аппарата «нормальное».
После восьмой ночи «нормальное» изменилось на «удовлетворительное».
В середине июня, после окончания девятого лунного дня, расчёт экипажа И.Л. Федорова был отправлен в отпуск.
Приказано отдыхать и восстанавливаться с тем, чтобы затем продолжить свою работу и дать возможность для отдыха очередной смене.
3 августа 1971 г... Паланга... Пляж Клайпедского залива... Я в отпуске... Но в своих мыслях я там, в Симферополе, вернее, в Симферополе-28, в Школьном, в военном городке, тогда ещё закрытом, обнесенном колючей проволокой и надёжно охраняемом пункте управления луноходом. Я знаю, что сегодня мои коллеги - члены экипажа под командованием Николая Ерёменко готовятся ко второму сеансу связи 10 лунного дня с луноходом.
Включён радиоприёмник «Спидола». Московское время приближается к 15 часам. В это время должно транслироваться записанное специальным корреспондентом Всесоюзного радио Т.В. Машкевичем моё выступление.
15.00... Знакомые позывные... Убавляю громкость. Диктор начинаете последних известий. И, вдруг, я слышу сообщение о скоропостижной смерти члена-корреспондента АН СССР, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий Георгия Николаевича Бабакина. А затем - некролог, подписанный руководителями государства и партии, видными учёными и конструкторами. И пришло опустошение... Хорошо, что рядом со мной были мои двоюродные братья. Они смотрят на меня, ничего не понимая, что со мной происходит. Потом они скажут, что очень испугались за меня, стали задавать мне какие-то вопросы, но я их не воспринимал. Пошли окунуться в море. Здесь мелководье, поэтому пока дошли до достаточной глубины (а вода прохладная), я несколько пришёл в себя.
В 15.30 по радио повторили скорбное сообщение. Так впервые было открыто для «простого» народа великое имя Г.Н. Бабакина. Секретность была снята, как всегда, посмертно. И я стал рассказывать своим родственникам о Георгии Николаевиче, кто он для меня и для тех, кому посчастливилось с ним работать, слушать его, учиться у него или просто соприкоснуться.
Вечером позвонил в Симферополь, уточнил обстановку и дальнейшие мои действия.
На следующий день группа управления и экипаж «Лунохода-1» отправили телефонограмму в Химки, бабакинское ОКБ: «Глубоко скорбим в связи с преждевременной утратой сердечного и доброго человека, настоящего коммуниста, учёного, так много сделавшего для развития науки и техники... «Луноход-1» останется на Луне вечным памятником нашему горячо любимому и уважаемому Георгию Николаевичу Бабакину».
Г.Н. Бабакин буквально «сгорел» на работе, он умер утром 3 августа 1971 г. после очередного сердечного приступа.
Его похоронили на Новодевичьем кладбище.
Приняв из рук С.П. Королёва почётную эстафету, Г.Н. Бабакин стал достойным преемником основоположника отечественной практической космонавтики. Благодаря Г.Н. Бабакину направление по непилотируемым лунным и межпланетным космическим аппаратам стало самостоятельным, востребованным и эффективным средством познания землянами окружающего мира.
Г.Н. Бабакин является создателем отечественных роботизированных космических аппаратов для исследования Луны, Венеры и Марса, уникальнейших по своей сложности и научной информативности.
Мне посчастливилось не раз встречаться и работать с Георгием Николаевичем, и я видел, с каким уважением и даже обожанием смотрели на него сотрудники. Он всегда был простым и доступным, внимательным, отзывчивым и добрым. Его чуткость и мягкость в общении, непривычных для нас, военных людей, всегда поражала. Надо отдать должное Г.Н. Бабакину, что при встречах он неизменно интересовался устройством нашего быта и настроением. Как-то высказал мысль и о том, что необходимо создать при его ОКБ группу военных инженеров-испытателей (как было при С.А. Лавочкине), и включить нас в штат его организации, но с оставлением в кадрах Вооруженных Сил. Зная о том, что большинство из нас не имеет квартир в Москве, а времени для переезда к месту работы и обратно уходит более 4 часов в день, он предлагал обеспечить наши семьи квартирами в Химках [49].