Летом 1968 года мы познакомились с музыкой, исполняемой семейной группой, — она оказала большое влияние на наше звучание и наши жизни. У них не у всех была одна фамилия, были среди них и белые и черные, и мужчины и женщины, а называлась группа «Слай энд фэмили Стоун». Они выпустили несколько потрясающих хитов, в том числе «Танцуй под музыку», «Встань», «Бурное веселье летом», Братья указывали на меня, когда звучала строчка про карлика большущего роста, но на этот раз я тоже смеялся. Эти песни передавали все радиостанции рока. На всех нас, Джексонов, они оказали огромное влияние, и мы многим им обязаны.
После «Аполло» мы продолжали выступать, одним глазом косясь на карту и одним ухом прислушиваясь к телефону. Мама с папой установили правило говорить по телефону не больше пяти минут, но после нашего возвращения из «Аполло» даже пяти минут было много. Мы не должны были занимать телефон на случай, если с нами захочет связаться кто-нибудь из компании, выпускающей пластинки. Мы вечно боялись, что телефон будет занят, когда они позвонят.
Пока мы ждали, выяснилось, что кто-то, кто видел нас в «Аполло», рекомендовал нас в шоу Дэвида Фроста в Нью-Йорке. Нас покажут по телеку! Это было самое захватывающее предложение из всех, что нам делали. Я рассказал всем в школе, а тем, кто не поверил, даже рассказал дважды. Мы должны были поехать туда через несколько дней. Я считал часы. Я уже видел мысленно всю поездку, пытался представить себе, на что будет похожа студия и каково это — смотреть в камеру.
Я пришел домой с домашним заданием на время поездки, заранее подготовленным моим учителем. Мы провели еще одну генеральную репетицию и затем окончательно отобрали песни. Интересно, какие из этих песен пойдут, думал я.
А днем папа сказал, что поездка в Нью-Йорк отменяется. Мы так и застыли и уставились на него.
Мы были поражены. Я чуть не заплакал. Мы же были на волоске от большого прорыва к успеху. Как они могли так с нами обойтись? Что происходит? Почему мистер Фрост передумал? У меня голова шла кругом, и, казалось, у остальных — тоже.
— Это я отменил, — спокойно объявил папа.
В очередной раз мы уставились на него, не в силах произнести ни слова.
— Позвонили из «Мотауна».
Дрожь пробежала у меня по спине.
Я почти что с идеальной четкостью помню дни перед этой поездкой. Помню, я ждал Рэнди у дверей первого класса. Была очередь Марлона вести его домой, но в тот день мы поменялись ролями.
Учительница Рэнди пожелала мне удачи в Детройте, поскольку он рассказал ей о нашей поездке на прослушивание. Он был в таком восторге, что мне приходилось напоминать себе, что он толком не знает, что такое Детройт. Все семейство только и говорило о «Мотауне», а Рэнди ведь даже не знал, что такое город. Учительница рассказала мне, что он искал «Мотаун» на глобусе. Она считала, что мы должны исполнить «Не знаешь ты, как знаю я» — она видела, как мы ее исполняли в театре «Ригал» в Чикаго, тогда группа учителей ездила посмотреть на наше выступление. Я помог Рэнди надеть пальто и вежливо согласился учесть ее пожелание, хотя знал, что мы не можем петь песню Сэма и Дэйва на прослушивании в «Мотауне», так как они записываются у «Стэкс», на конкурирующей фирме. Папа говорил, что компании относятся к таким вещам серьезно; он предупредил нас, чтоб никакой такой ерунды не получилось, когда мы прибудем туда. Посмотрел на меня и сказал, что хотел бы, чтоб его десятилетний певец спел на все одиннадцать.
Мы вышли из здания средней школы Гэрретта, до дома было рукой подать, но надо было торопиться, Помню, я начал нервничать: одна машина промчалась мимо, потом другая. Рэнди взял меня за руку, и мы бросились к переходу. Помахали регулировщику. Я знал, что Латойе придется завтра отвести Рэнди в школу, поскольку мы с Марлоном будем ночевать в Детройте вместе с остальными.
Последний раз, когда мы играли в Детройте в театре «Фокс», мы уехали сразу после выступления и вернулись в Гэри к пяти утра. Я всю дорогу проспал в машине, так что мне не так уж трудно было наутро идти в школу. Но к трем часам дня, когда настало время репетировать, я еле передвигал ноги, будто мне надели на них свинцовые гири.
В ту ночь мы могли бы уехать сразу после нашего выступления, поскольку были третьими в списке, но это означало пропустить основного исполнителя — Джеки Уилсона. Я видел его на других сценах, но в «Фоксе» он выступал на приподнятой сцене, которая приходила в движение, как только он начинал петь. Хотя на другой день я и устал после школы, но, помню, на репетиции все же попробовал некоторые его движения, предварительно потренировавшись перед высоким зеркалом в школьной уборной, а собравшиеся ребята глазели на меня. Папе понравилось, и мы включили некоторые из этих движений в одну из моих программ.
Перед поворотом на Джексон-стрит мы с Рэнди оказались перед огромной лужей. Я посмотрел, нет ли машин, отпустил руку Рэнди и, прыгнув через лужу, приземлился, стараясь не замочить вельветовых брюк. Я оглянулся на Рэнди, зная, что он любит все повторять за мной. Он отошел для разбега, но я понимал, что лужа очень большая, слишком большая для него и ему не перепрыгнуть, не намокнув. Поэтому, во-первых, как старший брат и, во-вторых, как учитель танцев, я поймал его на лету, чтобы он не промок.
На другой стороне улицы ребята покупали сладости, и даже те, кто доставлял мне массу неприятностей в школе, стали спрашивать, когда мы собираемся ехать в «Мотаун». Я ответил и купил конфет — им и Рэнди — на свои деньги. Мне хотелось как-то утешить Рэнди, а то он расстроился из-за моего отъезда.
Подходя к дому, я услышал крик Марлона:
— Да кто-нибудь, закройте же дверь!
Боковая дверь нашего микроавтобуса «Фольксваген» была настежь открыта, и меня пробрала дрожь при мысли о том, как там будет холодно во время долгой дороги в Детройт. Марлон загнал нас домой и уже начал помогать Джеки загружать вещи в авто бус. Джеки и Тито, вопреки обыкновению, заблаговременно вернулись домой, они должны были бы пойти на тренировку по баскетболу, но зимой в Индиане была сплошная слякоть, и нам хотелось пораньше тронуться в путь. В этом году Джеки выступал за баскетбольную команду старшеклассников, и папа любил повторять, что в следующий раз мы поедем играть в Индиана-полис, когда Рузвельт будет присутствовать на чемпионате штата. «Пятерка Джексонов» будет выступать в перерывах между утренними и вечерними играми, а Джеки забросит решающий мяч в корзину и добьется звания чемпиона для своей команды. Папа любил подтрунивать над нами, но с Джексонами ничего заранее нельзя предугадать. Папа хотел, чтобы мы отличались не только в музыке. Я думаю, эта неутомимая энергия и напористость перешли к нему от отца, преподававшего в школе. Я же помню: мои учителя никогда так не напирали на нас, как он, хотя им за строгость и требовательность платили.
Мама вышла на крыльцо и вручила нам термос и сандвичи. Помню, она просила меня не порвать выходную рубашку, которую зашила прошлой ночью и упаковала в чемодан. Мы с Рэнди помогли уложить вещи в автобус, затем вернулись на кухню, где Ребби одним глазом приглядывала за папиным ужином, а другим следила за маленькой Дженет, сидевшей на высоком детском стуле.
Ребби была старшей, и ей приходилось нелегко. Мы знали, что как только закончится прослушивание в «Мотауне», станет ясно, нужно нам переезжать или нет. Если нужно, то Ребби отправится на Юг, вслед за своим женихом. Она всегда брала на себя все заботы по дому, когда мама ходила на занятия в вечернюю школу, — она хотела получить диплом о среднем образовании, которого была лишена из-за болезни. Я просто ушам своим не поверил, когда мама сказала, что намерена получить диплом. Помню, меня беспокоило то, что ей придется ходить в школу с детьми возраста Джеки и Тито и они будут смеяться над ней. Помню, как она расхохоталась, когда я поведал ей об этом, и как терпеливо объясняла, что будет учиться со взрослыми. Занятно было иметь маму, которая готовила домашние задания, как и мы все.
На этот раз загружать автобус было легче обычного. Как правило, с нами ездили Ронни и Джонни, обеспечивавшие музыкальный фон, но в «Мотауне» были свои музыканты, так что мы отправились одни. Джермейн еще копошился в нашей комнате, когда я туда вошел. Я знал, что он хотел избавиться от Ронни и Джонни. Он и сказал мне — поехали в «Мотаун» сами, а папу оставим тут, у Джеки ведь есть водительские права и ключи от машины. Мы рассмеялись, но в глубине души я и подумать не мог о том, чтобы ехать без отца. Даже в тех случаях, когда нашими репетициями после школы руководила мама, поскольку отец не успевал вернуться со смены, он все равно как бы находился с нами, поскольку мама была его глазами и ушами. Она всегда знала, что было хорошо вчера и не получалось сегодня. И папа вечером уделял этому главное внимание. У меня было такое впечатление, что они обмениваются невидимыми сигналами или чем-то еще: по каким-то невидимым для нас признакам папа всегда знал, играли ли мы как надо.