— Я не вижу причин, по которым верить не следует.
— Это не ответ.
— Согласен. Но о каких еще причинах может идти речь, если на корабле происходит нечто из ряда вон…
— На борту рейдера ничего особенного не происходит, — возразил капитан. — Полет протекает в строгом соответствии с разработанным планом. Ни одного серьезного отступления от полетного режима нет.
— С этим спорить не буду. Наверняка вы правы, и в административно-техническом аспекте все обстоит вполне благополучно. Так сказать, результат-концентрат. Но ведь нельзя не учитывать, что корабль живет еще и внутренней человеческой жизнью, как правило, глубоко скрытой от постороннего для нее административного ока.
— Если частная жизнь на борту не входит в явное противоречие с общими задачами экспедиции, то какое до нее дело административному оку?
— Видите ли, Игорь Михайлович… Когда дойдет до явного противоречия, может оказаться, что принимать какие-либо меры поздно.
— Видите ли, Альбертас Казевич, между «рано» и «поздно» существует вполне достаточный интервал для нормальной администраторской деятельности. Нельзя торопиться и не нужно опаздывать. Надо действовать вовремя.
— Понимать так, что я заинтересовался этим делом преждевременно?
— Вы — нет. Пожалуйста, интересуйтесь сколько угодно. Целиком на ваше усмотрение. Тем более что за состояние «внутренней» жизни экипажа вы несете известную долю ответственности.
— Кстати, вы тоже… известную долю.
— Не отрицаю. Но прежде всего я администратор и обязан действовать в рамках административных правил. Пока я вижу: вы не рискнули подать мне рапорт об этом в положенной форме, решили ограничиться частной беседой.
— Я готов подать рапорт в официальной форме.
— Допустим, — спокойно сказал капитан. — Однако готовы ли сделать то же самое инженер-хозяйственник и командир группы десантников Нортон?
— Инженер-хозяйственник — да. Ему первому довелось ощутить, что на борту корабля не все ладно. Нортон — не знаю…
— Значит, скорее всего, нет. Кстати… не кажется ли вам, что в поведении инженера-хозяйственника тоже не все ладно?
— Что вы этим хотите сказать?
— Опуская кое-какие подробности служебно-технического свойства, скажу: я дважды совершенно отчетливо улавливал исходящий от инженера-хозяйственника запах спиртного.
— Дважды?
— Почему удивились вы именно этому слову?
— Если бы вы сказали «однажды», я принял бы это на свою ответственность, поскольку именно однажды нашел необходимым прописать инженеру-хозяйственнику небольшую дозу спиртного. Из психотерапевтических соображений.
— Психотерапевтических… — повторил капитан.
— Другими словами, для нервной разрядки.
— Похоже, к этому способу нервной разрядки ваш пациент иногда прибегает и без специальных на то предписаний. Назревает нужда отвлечь его от опасной склонности к самолечению.
— Я, разумеется, это проверю и постараюсь принять соответствующие меры.
— Постараетесь?.. Очевидно, вы не поняли меня. Это мой приказ.
— Я понял. Приказ будет выполнен, если ваш «диагноз» действительно подтвердится. Я прежде всего медиколог и обязан действовать в русле этических принципов медицины.
— О результатах доложите мне лично в конце обратного пути, — продолжал капитан. — Не скрою, от этого результата во многом будет зависеть дальнейшее пребывание инженера-хозяйственника в составе экипажа. Кстати, об этике… — Молчанов помедлил, словно раздумывая, стоит ли тревожить эту тему. — Не далее как вчера вечером инженер-хозяйственник устроил шумный скандал в одном из бытовых отсеков. Точнее, в девятом отсеке…
Я обомлел. Дело принимало скверный оборот. Бак утаил от меня подробности вчерашних событий. Однако, зная сверхъестественное умение инженера-хозяйственника попадать в глупейшие ситуации, легко можно было представить себе масштабы его очередного промаха… Забегая вперед, скажу, что мои дурные предчувствия подтвердились: десантники с удовольствием поведали мне живописные подробности вечерней заварушки. Попутно я выяснил, что инициатором заварушки и основным разглашателем ее результата был не кто иной, как вездесущий Ян Весло. Хотя происшествие не стоило и выеденного яйца, авторитет инженера-хозяйственника пал ниже нуля. А дело было так.
Неугомонному Яну пришло на ум принять перед сном холодный душ. Путь в душевую оказался неблизок, поскольку Ян, как это обычно с ним происходит, останавливался поболтать с каждым встречным. В атриуме его окликнул Нортон, который возвращался с нижнего яруса, — командир десантников, узнав о предстоящем торможении, ходил проверять состояние десантного оборудования. Естественно, Ян попытался завязать беседу. «Бака не видел?» — рассеянно спросил командир. «Не видел. А в чем дело?» — «Увидишь — передай, что в аккумуляторном отделении поврежден экран», — ответил Нортон и вознесся на жилой этаж. Ян побрел по коридору бытового яруса. Его одолевало искушение отправиться на разведку в аккумуляторный отсек — вдруг там что-нибудь интересное!.. Он нерешительно остановился, и в этот момент из атриума показался Бак. «Салют, Феликс! — трагическим шепотом произнес Ян, как только механик с ним поравнялся. — Тебя мне и надо!..» — «Чего это ты здесь прохлаждаешься?» — подозрительно спросил Бак. Ян, округлив глаза, сообщил механику скверную новость и на всякий случай прибавил: «Сам видел: вдр-р-ребезги!.. И записка внутри: „Так будет с каждым, кто употребляет одеколон „Доброе утро“. Во избежание неприятностей употребляйте исключительно лосьоны!“ А в конце — череп с двумя мослами крест-на-крест и подпись: „Веселый Парфюмер“. Не веришь? Вот провалиться мне в атриум!..» — «Да не нужна мне записка, отстань!.. — не принимая игры, проворчал механик и на свою беду вслух подумал: — Мне интересно с самим Парфюмером как-нибудь встретиться…» Это была непростительная оплошность, которую склонный к мистификации десантник не замедлил использовать. Тем более что с механиком у него были личные счеты. Однажды им двоим надлежало выполнить какую-то работу по проверке вакуум-оборудования корабля. Натянув скафандр, Ян битый час прождал механика на палубе вакуум-створа, изнывая от скуки, не дождался, ушел и не по своей вине получил от Нортона внушительную нахлобучку… «А мне, думаешь, не интересно? — сказал он, таинственно озираясь. — Я, думаешь, почему здесь стою? Жду, когда он выйдет!..» Ставку в игре Ян делал, конечно же, на легенду о чужаке. И бедный Бак, утратив бдительность, «клюнул». Легенду о чужаке он, правда, не слышал, но зато «диверсант» был для него ощутимой реальностью. «Кто выйдет? Откуда выйдет?» — «Тсс!.. — свирепо прошипел Ян. — Откуда мне знать кто? Вот я стою и гадаю, что делать…» Бак молниеносным движением ухватил десантника за одежду на груди и, подтянув к себе рывком, прорычал: «Где он?!» Десантник молча указал на дверь девятого отсека…