– Ты уже не маленькая, – говорит госпожа Комвоно, и в определенные дни это вызывает некую раздвоенность. Девочка начинает задаваться вопросом не о том, когда она перестала походить на малышку, а когда, наоборот, начала. От курицы ведь не услышишь, что она была маленькой цыпочкой, а коза никогда не скажет: «Смотрите, каким милым я была козленком». Кто мог сказать ей это, кроме братьев и мисс Азоры? Но для мисс Азоры девичество было пустой тратой времени; неуклюжим состоянием, от которого умной женщине надлежит побыстрей избавиться. «Но ты радуйся, – ободряла она, – потому что некоторые предпочитают, чтобы ты смотрелась именно маленькой девочкой».
Госпожа Комвоно несколько раз заговаривает с ней о том, что ее конечное назначение выходит за пределы этого дома, даром что он ей нравится. Эти слова вызывают у Соголон раздумья, не готовит ли ее госпожа в подарок дому монахинь или стану старейшин в обмен на приток золотых монет, которые хозяйка так любит пересчитывать? Она говорит:
– Вы только представьте! – и слышен золотистый звон монет, которые она подбрасывает. – Представьте себе дом, куда хозяин привносит единственно свое имя. Не монеты, не ассигнации, не каури. Имя – вот его единственное состояние и польза. Гриоты, что ведут семейные хроники в стихах и песнях, могут вывести его родословную вплоть к основанию Фасиси! Комвоно, гепарды старой саванны! Если б только они были настоящими гепардами, если бы были чем-то таким, что можно купить, продать, подарить или выменять. Но всё равно многие двери распахиваются, и лишь немногие закрываются, когда твое имя Комвоно.
А этот хозяин, господин. Они все слились для нее в один образ – все эти мужчины, что приходили к ней в комнату, в тот самый «Сундучок», – так что она перестала их меж собой различать. На ее облаке они засыпали еще до того, как потрудятся заговорить, а те, кто пытался, не считали ее достойной разговора. В конце концов, рот не та дырка, за которую они платят, – если только эта женщина не Динти. А тот, кто не разговаривал и не пил вино, тот без жалости ее мял и порол своим жезлом. У себя в памяти она делала пометки – память если не о лицах, то об их запахе, – с клятвой наведаться к ним однажды ночью с ножом. Однако увидев того своего господина, хозяина, она не смогла определить, первый ли он, последний или же просто среди их числа. Когда его увидела, но не встретилась с ним.
Встречаться они никогда не встречалась, даже когда она увидела его впервые. Рабыня сказала ей:
– Девочка, даже не гляди в его сторону: он персона, которую раньше вызывали к королевскому двору. – А на вопрос Соголон, почему его больше не вызывают, ответила: – Ты кто такая, чтобы лорд Срединных земель снисходил тебе что-то объяснять? Девушка вроде тебя должна быть для такого мужчины как воздух.
«То есть никогда не виднеться у него на пути», – истолковывает Соголон слова Наниль.
Хотя она не может этого господина вспомнить, но подмечает, как он помнит ее. Это видно по всему его лицу, особенно по глазам, которые распахиваются, когда он чем-то встревожен, становятся изменчивы при лукавстве, щурятся, когда он злится, пустеют в минуты притворства и закрываются при отрицании. Хорошо хоть, что он не помаргивает в знак желания, которое, как опасается Соголон, может еще наступить. Всё это замечает и госпожа, испытывая от этого такое блаженство, что возникает подозрение, не игра ли это. Вон слышно, как они в спальне: хозяин собирается устроить себе второй отдых, а хозяйка облачается и делает свое умчокозо[9], накладывая точки из белой охры от левой брови вниз по носу, вокруг губ и до кончика подбородка. Стало быть, она собирается встретиться с кем-то из знати или сделать что-то примечательное.
– Женушка, ты просто нашла эту замухрышку и притащила в дом вместо питомца, которого добрые люди выкинули?
9
Умчокозо – у африканских женщин украшение лица пятнышками краски в знак того, что она гордится своими корнями.