– Ты это собирался мне показать?
– Я вижу, ты всё не уймешься со своей чушью.
– Что за место такое?
– Ты всё хмурилась, будто чуяла у меня на языке что-то гнилостное. Я и подумал: «Неужто она решила, что у меня на уме обойтись с ней дурно?» Ты действительно так считала?
– Вовсе нет.
– Ты лучше лги при свете дня.
– Здесь живут дети богов?
– Нет. – Кеме возобновляет свою ходьбу. – А вот дети Го вполне.
Соголон не просит объяснений, полагая, что лучше ему сейчас не досаждать: всё же она действительно перед ним слегка виновата. В ту ночь он действительно не давал ей причин усомниться в своих благих намерениях. Как будто мужчинам нужны причины. Но он не как они, он на них не похож, хотя тоже мужчина.
– Я что-то не понимаю.
– Откуда тебе. Смотри снова не оступись.
Она идет по пятам, ступая след в след, прыжок в прыжок, на цыпочках там, где он на цыпочках. Вскоре они оказываются в центре города – ибо чем это еще могло быть, как не городом? Ничто в Фасиси и близко не похоже на эти крыши и стены, и в Миту и Конгоре тоже. Стены из белой глины, но темные ночью, сплошь в узорах, царапках и картинках сцен войны, охоты, плавания, совокуплений, танцев, и всё это в ночи светится медно-красным, как железо в кузне. Рисунки тянутся мимо окон первого и второго этажей к небу; из той же глины и плоские крыши. Дома здесь всех форм, какие только заблагорассудятся; одни растут вширь, другие ввысь, некоторые напоминают устремленные в небо иглы, есть и изогнутые, а иные округлые, похожие на яйцо или женскую грудь.
– И всё-таки, что ты имеешь в виду?
Кеме останавливается у какого-то входа, откуда доносятся веселый шум и смех. Таверна.
– Го. Дети Го. Ты про Го слышала?
– Нет такого названия.
– Значит, не слышала.
– Почему, слышала. Я просто в том смысле, что оно нигде не на слуху. Ну разве что матери рассказывают в сказках малышам.
– И матерей таких тоже не встретишь.
– Ты будешь мне рассказывать или нет?
Кеме смеется и качает головой.
– Здешние люди произошли от народа Го, пришли сюда десять колен назад. А покидая Го, они забрали с собой всё, даже глину, даже дерево и камень для постройки своих домов. Но всё из Го, будь то дерево, камень, металл или грязь, ведет себя так же, как Го, и легенда эта правдива. Хотя даже не легенда. Всё, что из Го и от Го, всплывает, едва садится солнце, а с восходом опускается.
– Ты хочешь сказать, что весь город всплывает в воздух после того, как садится солнце?
– Это именно то, что я сейчас сказал.
– Не верю.
– Но вот он город, парящий в воздухе, веришь ты тому или нет.
Он поворачивается и входит в таверну.
– Кеме! – встречают его восторженные голоса.
Соголон собирается войти следом, но не может оторваться от того, что находится перед ней. Казалось бы, всё выглядит как обычно, но это если не смотреть вниз, а на краю деревянной или каменной дорожки есть зазор, отделяющий одну от другой. Что, если кто-то туда невзначай провалится? Или, может, люди из Го освоили еще и летание? Вот они снуют в своих повседневных делах и при этом ничем не отличаются от любых других в Фасиси. А ведь это таверна. Что может случиться с пьяным, который плохо держится на ногах?
Мимо проходят трое, увлеченные спором о том, как между девушками можно заметить и распознать богатую. Соголон провожает их взглядом, пока те не скрываются слева за стеной, испещренной светящимися красными узорами. Ее подмывает к ним прикоснуться, узнать, жжется или нет. Район вокруг большой, дома теснятся один над другим, во многих из них зазывно горит свет – значит, люди там спокойно занимаются своими делами. Соголон входит внутрь.
На каждом углу трепещут факелы. Под их неверным светом хохочет, шумит, ругается народ; мотаются пьяные головы, требуя еще вина или пива, а кто-то бойкий взывает:
– Ну и сама подходи обнаженная!
– И что же ты думаешь делать со мной обнаженной, задохлик? – смеется разбитная деваха-виночерпий.
– Ты, главное, подходи! – кричит ей в ответ беспечный выпивоха. – Подходи, и я выпью тебя до донца, как это вот пиво!
– Как же ты меня испьешь, когда в тебе из-за выпитого уж днища не видать? – бойко отвечает деваха под всеобщий гогот.
Под взрывы смеха Соголон ищет Кеме и находит его по голосу, громкому, как крик, нисходящий до выдоха. Здесь всё немного странное, как во сне. Слышно звучание ко€ры и уда[21], но тех, кто играет, не видно. Тусклого освещения вполне достаточно, чтобы всех разглядеть, но на лицах словно мягкий лиловый грим, скрывающий очертания. Все полулежат на расстеленных по полу коврах, припав к валикам и подушкам. Кеме сидит и радушно хлопает лежащего рядом льва, который в ответ неохотно рыкает и приподнимает лапищу, будто собираясь смести приставалу с ног. Кеме смеется лишь громче, остальные ему вторят. Спиной к Соголон в обнимку с длинным посохом сидит старик – худющий, все ребра можно пересчитать. Рядом развалился немолодой семикрыл; без своей мотни на голове он блестит лысиной. Бок о бок с ним сидит кто-то в доспехах, похожих на те, что у Кеме. А рядом дама в длинном платье с золотыми полосками; ткань такая тонкая, что сквозь золото просвечивает тело. Мимо Соголон к ним протискивается какая-то молодая, видная; Соголон принимает ее за служанку, но она смело, как ровня усаживается рядом со стариком.
21
Ко` ра, уд – струнные щипковые музыкальные инструменты, по строению и звуку близкие к арфе и лютне.