– Я тебе не жена, – бросает женщина-питон.
Приходят и уходят луны, складываясь в годы. Девочка теперь подросла, и волосы ее висят грязными комьями, которые она отрывает с возгласами, которые иной раз сбивают братьев с толку – настолько они похожи на голос матери. Она изучает повадки больших людей, так что ни одно брошенное слово не проскальзывает мимо без толку. Младший то и дело пытается дать ей затрещину, но она перехватывает его руку и не остается в долгу. Песням ее никто не учит, и она придумывает свои собственные, а еще начинает видеть небо за концом своей веревки. Живет она все так же в термитнике, и по-прежнему вспахивает грязь с козьим дерьмом, а на угощение получает хлыста, и младший всё так же норовит пинком сшибить ее на землю, топнуть по спине и затолкать поглубже в грязь. «Чтобы убить нашу мать, ты должна была хотя бы родиться мальчишкой», – попрекает он. Она чувствует, как движется сквозь множество лун и лет, а братья всё так и застыли в дне, когда она родилась; в дне, когда умерла мать.
Всякий раз, когда двое старших отправляются на восток, потому как, по их словам, в своей деревне ни одна женщина их не примет, младший заявляется к ней. По его лицу видно, что он весь день измышлял зловредства.
– Моим братьям повезло, что они до смерти матери прошли обряд, – говорит он. – Они хоть стали мужчинами. А мою удачу ты забираешь всю как есть. Ни один старейшина не сделает мне обрезания, не посвятит в мужчины, ибо все мы прокляты.
Восемь суток он что ни день втаптывает ее в землю, а на девятый так и в терновый куст.
Она знает, почему ее ненавидят, ведь они каждый вечер говорят об этом. «Мелкая бесовка, матереубийца, когда мама перестанет там рыдать?» – вопрошают они. Когда прекратит она вопить в потустороннем мире о маленькой дьяволице, которая режет и жжет ее через ку, убивая из раза в раз? Девочка прислушивается к воплям своей матери из страны мертвых, но оттуда ничего не доносится. Только тишина. И она молчит, когда ее избивают за то, что она просит чуть побольше пищи, в которой бы чуть поменьше гнили. Молчит, когда ей говорят: «Не заставляй нас отправляться в потусторонний мир и молить его хозяина забрать тебя и вернуть нашу мать». Она молчит, потому что знает: они это уже делали. Так однажды вечером признался средний брат женщине-питону.
Три брата, и все, как один, злыдни. От плети старшего у нее на лице две отметины. Средний морит ее голодом, говоря, что раз она вроде женщина, то пусть сама себя и кормит. Но младший, он хуже всех, потому что никто не устраивает ему обряд с обрезанием, чтобы сделать мужчиной, а всё из-за нее. «Я убью тебя раньше, чем ты станешь женщиной», – грозится он ей. А еще говорит: «Вот я возьму нож и сам надрежу твою ку, чтоб ни одна женщина не посмела об тебя оскверниться. С надрезанной щелкой ты ни мальчик, ни девочка. Ты чудовище».
Девочка всякий раз истолковывает это по-своему. В первый раз названная чудовищем, она расцарапывает себе до крови кожу, злясь, что не может найти чешую, которую можно было бы соскрести. Грызет себе ногти, чтобы они не стали когтями. С появлением зуда между глаз она спохватывается, что у нее растет третий. Или что она обрастает черными космами как токолоше[5], демон с густой волосяной порослью, который, по словам старшего брата, непременно на нее нападет во время сна. Однажды, высунув голову из термитника, она замечает проходящую мимо дома женщину, которая сварливо высмеивает братьев за их убогий уклад и жестокую бедность: «Кто-то, верно, наложил на вас еще одно проклятие поверх давешнего». Может, она и вправду чудовище? Мелкая бесовка. Матереубийца. Не зря ведь женщина-питон сказала, что она возросла без грудного молока – вон и титочки совсем не растут. Видя с ходом лет, как злые люди используют это слово, девочка приходит к мысли, что она если и не чудовище, то все равно проклятие, которое породила мать. «Выродок», – как говорит средний брат. Девочка оглаживает себя руками, чувствуя, как жестко выпирает из-под кожи каждая кость, особенно на бедрах, где они самые большие и противные, так что уродство переползает из того, чего она боится, в то, что она знает.
Да и братья тоже хороши – лгун на лгуне, гляньте на них. Вот средний ворует у старшего выигранное в донге ожерелье, а сам нашептывает, что это дело рук младшенького. А через две ночи в этом самом ожерелье от дома уползает здоровенный питон. Старший брат задает трепку младшему, а от того перепадает девочке, но ему этого мало. Младший подсыпает отраву в ручей, откуда всегда пьет женщина-питон, и на нее нападает такая дурнота, что с дыханием ветра является вестник смерти. Средний брат испуганно кричит: «Кто эта несчастная незнакомка?» – потому как не может поведать никому, даже своим братьям, что каждую ночь предается порочным утехам, а еще разбивает яйца, которые женщина иногда откладывает в высокой траве возле речного русла. Старший же всегда, когда во хмелю под пальмовым вином, хвастает о каком-нибудь мужчине, которого убил, и о женщине, которую поимел – или же о мужчине, которого отымел, и женщине, которую убил. Проходят луны и годы, прежде чем девочка осознает: ничто из того, что исходит из уст этих братьев, не может сойти за правду, даже если они твердят, что вода мокра, а огонь горяч.
5
Токолоше (или хили) – водяной дух, похожий на карлика, в мифологии зулу. Считается озорным и злым духом, который может стать невидимым, если напьется воды. Злые ведьмы, колдуны и люди призывают токолоше делать гадости другим.