Выбрать главу

Мальчик с гобоем был абсолютно надежен. Он был единственным, кто выступал за защиту животных, окружающей среды и беженцев. Он хотел изучать медицину и когда-нибудь уехать в развивающиеся страны, чтобы помогать людям, на чьих лишениях, по его мнению, возросло наше благосостояние. Мира считала это образцовым. Однако это не отменяло того факта, что она находила своего нового друга всего лишь умеренно привлекательным.

Всякий раз, когда она была с ним, она не чувствовала ни малейшего энтузиазма. Радостное волнение, с которым она раньше отправлялась на свидания к Дину, с ним не приходило. Но с ним она чувствовала себя в безопасности, и это было важно для нее. Так она говорила. Он нравился ей, и она пыталась назвать это любовью.

Через три месяца - это было для Миры как гром среди ясного неба - мальчик с гобоем порвал с ней. Она хотела знать, почему, и он объяснил ей, что она была неприступной, в некотором роде холодной и вовсе не веселой. С любым из друзей ему было веселее, чем с ней.

Мира безмолвно и внешне равнодушно приняла это к сведению, в чем он ее тотчас же и обвинил.

- Видишь? - воскликнул он. - Именно это я и имею в виду!

Он понятия не имел, что происходило внутри нее. Она была потрясена. Ей казалось, будто ее только что столкнули вниз лестницы подвала, которую она возводила долгими месяцами, ступенька за ступенькой. Мальчик, раньше обожавший ее, больше ее не хотел. Потому что она не была веселой. И что она должна теперь сделать? Заплакать?

Она пыталась, но у нее не получалось. Она уже давно не плакала, а просто удивленно смотрела на себя в зеркало. Ей не удалось полюбить это лицо в зеркале. Оно стало чужим. Раньше, когда жизнь еще была игрой, она часто улыбалась себе, смотрясь в зеркало. Она корчила гримасы или рассказывала что-то сама себе. Теперь ее удивляла пустота, которую она испытывала, глядя в зеркало.

Она часто грустила, но не могла сказать, почему. Иногда она часами, не двигаясь, сидела на одном месте, не в состоянии пошевелиться. Все вокруг казалось ей унылым и серым. Наши родители замечали, что ей плохо. Они спрашивали, но она находила отговорки, сваливая все на любовную тоску, или на то, что ей надо много учить.

Наша мама отправила ее к врачу, который прописал ей железосодержащий препарат и прогулки на свежем воздухе. Наш отец предложил ей по воскресеньям бегать с ним в парке. Попробовав один раз, она возненавидела это. Когда он в следующий раз спросил, пойдет ли она с ним, она накричала на него.

Следом она пожалела об этом. Если и был на свете мужчина, которому она доверяла, то это был он. Но, одновременно, он действовал ей на нервы. Он обращался с ней, как с ребенком, называл чулочком, постоянно отпускал идиотские шуточки и просто не понимал ничего! Она сомневалась в том, что сможет рассказать что-нибудь родителям. Она даже самой себе не могла объяснить, что случилось.

Она взяла себя в руки и сосредоточилась на актерской игре, чтобы родители перестали видеть ее грусть. Она искусно показывала родителям, друзьям и всему миру, что все в полном порядке. Иногда даже ей самой удавалось поверить в свое преображение, и тогда она снова была радостной.

Но, как только она оставалась одна, особенно по ночам, когда не спалось, и сон никак не приходил, возвращалась мрачная тоска.

Общение с друзьями стало поверхностным, и она отдавала себе в этом отчет. Должно быть, причина была в том, что она все больше закрывалась и не знала, о чем говорить, ведь она и так очень старалась. Ей просто ничего не приходило в голову, потому что больше ничего не имело значения.

В школе была только одна девочка, с которой она могла начать общение. Зельма. Возможно, потому что Зельма однажды призналась, что не хочет иметь никаких отношений с парнями.

Мире это показалось интересным и утешило ее. Она проводила много времени с Зельмой, даже не рассказывая о том, что с ней на самом деле происходит, Мира все лето вспоминала о тех временах, когда еще два голоса в ее голове разговаривали друг с другом и смеялись.

Однажды, по непонятной ей самой причине, она приняла проявления нежности, исходившие от Зельмы. Было приятно осознавать, что ты кому-то по-особому нравишься. Это было нечто другое, чем серость. Одновременно Мире было ясно, что она не отвечала на чувства Зельмы, по крайней мере, не таким же образом. Это только усиливало ее угрызения совести.

Однажды она больше не знала, что делать: причинить боль Зельме, закончив отношения, или продолжать игру, давая ей ложную надежду. Оба пути казались ей неверными, и, наконец, она перестала думать об этом. Потому что к этому времени, так как она не смогла принять решение и выбрать одну из двух возможностей, ее стала занимать совсем другая цель.