Поместье де Винсентов снова и снова переделывалось и перестраивалось, но отражало стиль тех дней, за которые все еще отчаянно цеплялись некоторые части юга. На каждый этаж можно было войти с галереи, что опоясывала весь дом, и она знала, что у братьев есть свои приватные комнаты и входы, где они в основном и обитали. В этих частях дома располагались свои гостиные, кухни, спальни и ванные. Черт, их личные комнаты на самом деле были больше, чем обыкновенные квартиры.
Если верить отцу, Гейб и Дев обитали в правом крыле, а Люциан со своей подружкой — в левом.
Все остальные спальни стояли пустыми, как и комнаты их родителей. У них были отдельные спальни, и она догадывалась, что ни один из братьев не хотел бы занять их.
К счастью, убирать там следовало лишь раз в неделю, а значит, только в пятницу. Она не жаждала идти в апартаменты Гейба. Когда она находилась там в последний раз, то сжимала ожерелье, которое сделала для него, и…
Никки одновременно вспыхнула и поморщилась.
Память вернула девушку к неловкой встрече. Гейб таращился на нее, словно… Боже, она даже не могла сказать наверняка. Но с явно нехорошим выражением.
— Что ты делаешь?
Взвизгнув, она отпрянула от плиты и резко обернулась. Сердце ее быстро забилось.
В кухне стоял Гейб.
— Да что с вами такое, что вы так бесшумно подкрадываетесь к людям? — требовательно спросила она, прижимая руку к груди. — Боже.
Его губы изогнулись так, будто он собирался улыбнуться, но в конечном итоге передумал.
— Я шел не так уж бесшумно.
— Я тебя не слышала.
— Может быть, потому, что пыталась влезть головой в духовку.
Ее щеки вспыхнули.
— Дверца закрыта, так что попытка провалилась бы.
— Да уж.
Никки прерывисто вздохнула и замерла, когда их взгляды встретились. Повисла пауза. Оба стояли, молча глядя друг на друга. Он не выглядел враждебным, но и дружелюбным его сложно было назвать.
Пауза затянулась.
— Ужин пахнет превосходно, — вдруг сказал Гейб, нарушив молчание. — Жареный цыпленок?
Она вздрогнула.
— Э, да. — Она развернулась к кухонному столу, где только что закончила чистить картошку. — И картофель. А еще салат, булочки… с маслом.
«Булочки… с маслом».
Никки потребовались все силы, чтобы не закатить глаза.
Он стал подходить ближе, но замер, будто встретился с дикой собакой. Ее сердце затрепетало.
— Твои волосы… — Он опустил голову набок. — Они другие.
— Да. — Они когда-то были невнятно-темного цвета, но потом она нашла в Таскалусе потрясающего стилиста, и та превратила их в каскад золотых и каштановых локонов, использовав технологию окрашивания балаяж. — Это просто высветленные пряди, ничего больше.
— Ничего больше. — Его взгляд скользнул по узлу на макушке.
Чувствуя себя неловко, она водила взглядом по кухне.
— И волосы у меня теперь намного длиннее.
Он поднял брови.
Неужели они действительно обсуждают длину ее волос? Получался самый натянутый разговор в жизни. Печально. Когда-то все было иначе. До того, как она все испортила: он бы поддразнивал ее и расспрашивал о колледже, разговаривал как человек, которому не стыдно находиться с ней в одной комнате.
Нужно сворачивать этот разговор и крепко подумать, как продолжать здесь работать, не натыкаясь постоянно на Гейба. Дом достаточно большой, чтобы как-то это устроить.
— Мне нужно вернуться к…
— Созерцанию духовки?
Плечи ее поникли.
— На самом деле мне нужно закончить с картошкой. Так что, если ты меня извинишь. — Она начала разворачиваться, молясь, чтобы он просто ушел.
— И это все, что ты можешь сказать? Потому что мне есть много о чем поведать, — продолжил он. — Думал, пройдет миллион лет, а я так и не увижу тебя тут больше.
Никки выпрямила спину, будто вместо позвоночника ей вставили стальной прут. О боже. Горло сжал спазм.
— Нам нужно поговорить.
— Нет, не нужно, — быстро ответила она. — Нам не нужно ни о чем разговаривать.
— Чушь собачья, — выпалил он, и голос его раздался настолько близко, что она инстинктивно развернулась к нему.
Гейб теперь стоял у края массивного кухонного острова, всего в паре шагов от нее. Она отступила, упершись спиной в стол. Сердце быстро билось, а взгляд метнулся к двери.
— Никто сюда не придет, — сказал он, будто прочитав ее мысли. Она перевела взгляд на него. — Дев в своем кабинете на втором этаже, у него встреча, а твой отец — снаружи, с садовником. Никто нас не услышит.