Берта покачала головой.
– Дай-то Бог, чтобы ты сейчас говорил про удачное выступление на концерте во вторник, – пробормотала она. – Давай, надевай тапочки и пошли чай пить.
…За последний год Ромка сильно вытянулся, сейчас он был почти с нее, Берту, ростом. Если все пойдет и дальше такими темпами, то у Ромы есть реальный шанс перерасти Ри. Ха-ха, так ему и надо, гению. И вообще, парень из Ромки получится очень красивый. Уже сейчас это видно. Лицо – помягче, чем у Ри, черты больше похожи на черты Джессики, и глаза карие, как у нее, а вот фигура, осанка, манера держаться – явно отцовские. И волосы точь-в-точь как у гения – черные, густые. И внутренняя какая-то строгость, непримиримость – тоже от Ри, Джесс никогда такой не была и не будет. А еще – порода. Да, именно порода. Что-то неуловимое, но присутствующее. И с каждым годом – все ярче, все заметнее. Как разгорающийся огонь, молодой, рьяный, неугасимый…
Ромка, увидев разоренный рюкзак, тут же кинулся помогать. Сначала, правда, позвонил маме и предупредил, что задержится у Бертика; а потом начал действовать. Переложил в большие кастрюльки курагу и чернослив и принялся мыть – пол, конечно, замочил, не без того, но у Берты хотя бы появилась возможность глотнуть чаю, а потом – вовремя успеть в комнату, чтобы словить Ита. К сожалению, сигнализация машин, припаркованных во дворе, была очень похожа на сирену, которую использовали в «Вереске», а Ит спросонья соображал не очень и всегда почему-то решал, что он в госпитале и что «вот прямо сейчас надо бежать, потому что воет».
– Ит, отбой, это машина! – привычно приказала она, быстро входя в комнату.
– Черт… – успевший сесть Ит тут же лег обратно. – Надо было купить беруши. Малыш, прости. Я тормоз…
– Я знаю, – успокоила она. – Чаю принести? Там Ромка пришел.
– Ммм… да нет, наверное. Бертик, извинись за меня, пожалуйста, но я что-то… не того… – Ит натянул одеяло повыше. – Попроси, чтобы завтра… Ты пулю отдала ему?
– Отдала. Спи дальше.
– Ему понравилась?
– Не то слово. Спи, говорю, немедленно.
– Угу…
Вернувшись в кухню, Берта обнаружила, что Ромка во время ее отсутствия уже успел вытащить электрическую мясорубку и сейчас рассматривал решетки, решая, которая понадобится.
– Бери ту, у которой дырочки поменьше, – посоветовала Берта. – Так вкуснее получается.
– Ага, ладно, – Ромка сунул ненужную решетку в коробочку с насадками. – Бертик, мама сказала, что ты уезжаешь. Правда? Это так?
Берта ждала этого вопроса.
– Правда, – ответила она, присаживаясь за стол. – Ромкин, пойми, я слишком скучаю по своим.
– А я скучаю, потому что папа… – Ромка осекся. – Но мы же не можем поехать с мамой.
– Можете, – возразила Берта.
– Нет, не можем, – упрямо возразил мальчик.
– Нет, можете, – покачала головой Берта. – Рома, ты уже большой и много что понимаешь.
– Нет, я дурак маленький, – Ромка нахмурился. – И не понимаю.
– Понимаешь. Ты отлично понимаешь, что маме тяжело точно так же, как и мне.
Рома тяжело, совсем по-взрослому, вздохнул.
– Ну почему так? – горько спросил он. – Я хочу дома… я не хочу никуда ехать…
– А маму тебе не жалко? – вопросом на вопрос ответила Берта.
Жестоко. Она отлично понимала, что сейчас поступает жестоко, что это подло по отношению к мальчику, что это, откровенно говоря, шантаж – но в то же время она понимала, что происходящее может потом обернуться… да нет, не бедой, конечно, но все равно чем-то нехорошим и неправильным.
– А маме и тебе не жалко нас с Настей? – Ромка поднял взгляд, и Берта в который уж раз поразилась – до чего же умен парень, как точно порой ловит такие вещи. – Бертик, ты как маленькая. Ты клянчишь. Сама видишь.
– Пас, – Берта опустила голову на руки. Ромка тут же подошел к ней, обнял. Она выпрямилась, через силу усмехнулась, щелкнула его по носу, взъерошила волосы на макушке. – Ром, я все равно уеду. Ты же знаешь.
– А Ит знает? – ухмыльнулся Ромка.
– Узнает, – пообещала она.
– Ой, как он обрадуется, – ехидно поддел ее мальчик.
– Догадываюсь, но ничего не могу поделать, – она хлопнула по столу ладонью. – Ты в школе больше ничего не пробовал рассказывать?
– Не-а, – помотал головой Ромка. – Они тупые. Ржут и говорят, что я придумываю.
– Тебе мама сразу сказала, что так и будет, – напомнила Берта.
– Но Настя же мне верит!
– Так то Настя…
Ромка как раз перешел в третий класс, когда в его школе появилась Настя. Первой ее случайно заметила Джессика. Она и Ри пришли вместе с Ромкой в школу первого сентября и ждали начала торжественной линейки. Стоял погожий, совсем летний день; дети, соскучившиеся друг по другу, болтали, смеялись; играла музыка, тут и там сновали преподаватели, отовсюду слышались оживленные голоса и смех. Ромка, пока не началась линейка, тоже куда-то убежал, и Ри сейчас ему звонил – разумеется, чтобы вернуть блудного сына на исходную позицию.
– Господи… – вдруг сказала Джессика, обернувшись. – Одуванчик!
– Чего? – не понял Ри, засовывая телефон в карман легкой куртки.
– Да вон, смотри. Девочка – как одуванчик, – Джессика засмеялась. – Вон стоит, у лестницы. С мамой.
Ри обернулся.
Эта парочка, мама и дочь, действительно стояли в стороне, у входа в школу. Мама оглядывалась, видимо, пыталась найти табличку класса (такие таблички на длинных палочках были у классных руководителей) и все никак не находила. Девочка безучастно стояла рядом, сжимая в одной руке ярко-красный рюкзак, а в другой – такие же красные розы, обернутые в целлофан, и ковыряла носком туфельки трещину в асфальте. Удивительная девочка. Тонкая, как тростинка, и с огромной копной почти белых, мелко вьющихся волос.
– Обалдеть, – Ри покачал головой. – Действительно, одуванчик… Слушай, а я их раньше не видел.
– Наверное, новенькая, – пожала плечами Джессика. – Интересно, в чей класс? Ей лет восемь-девять.
– Может, и в наш, – Ри заозирался. – Рома! Ром, иди сюда немедленно, где тебя носит!
– Пап, я сейчас! – откликнулся сын откуда-то сбоку. – Я уже иду!
– «Уже иду» было три минуты назад! – рассердился Ри. – Ну что за безобразие!
– Я уже тут, – Ромка протолкался к ним поближе. – Мам, отдай рюкзак.
– Цветы возьми, негодяй… рюкзак ему…
…После уроков Ромка позвонил Джессике и сказал, что задержится – отпросился погулять. Та согласилась. Погода стояла хорошая, а Ромка, по его словам, дальше двора никуда идти не собирался. У Джессики на первое сентября был взят выходной, да еще и вечером должны были прилететь из Москвы Фэб с Киром (всей семьей у них в этот раз приехать не получалось, работа), поэтому Джессика принялась готовить стол к празднику – ради Ромки они уже третий год отмечали День знаний.
Через пару часов дверь в квартиру открылась, и Джессика поняла, что сын вернулся. Так и оказалось, но… сын вернулся не один. Рядом с ним, к вящему удивлению Джессики, стояла та самая девочка-одуванчик, на которую она и Ри обратили внимание утром.
– Мама, познакомься, это Настя, – представил девочку воспитанный Рома. – Мы решили, что будем дружить. Ты не против?
– Здравствуй, Настя, – Джессика улыбнулась. – А твоя мама не будет против того, чтобы ты дружила с мальчиком?
– Здравствуйте, – спокойно ответила девочка. – Нет, не будет. Она, как только увидела ваш «Рендж Ровер», тут же разрешила.
Джессика слегка поперхнулась, но вовремя сориентировалась.
– Ей так понравилась наша машина? – спросила она.
– Ей понравилось, что у вас много денег, – невозмутимо пояснила девочка. – А вас тетя Женя зовут, да?
Джессика кивнула. Тут, «для всех», они использовали схожие имена – Джессику почти все называли Евгенией или Женей, а Ри – Игорем.
– Да, – Джессика кивнула.
– Теть Жень, вы не обращайте внимания на маму, – попросила девочка. – Она дура. Жадная. Она добрая, – тут же поправила Настя сама себя, – но дура.