Да, было, было… Динка прищурилась. Надо описать ему городишко, расшевелить. Тут даже кинотеатра нет, а в Баторе они каждую неделю в кино бегали. Пусть ужаснется, дитя Интернета.
«Привет, Егор! Прикинь, – начала она, – тут кругом бараки, без воды, сортир на улице, о вай-фае никто не слыхал, телефон отрубается сразу за городом, аномальная зона, книжного магазина нет, сижу в компьютерном клубе, кругом мелкота, все рубятся в первобытные стрелялки…»
Тут зазвонил мобильный.
– Алло, я еще в клубе, в Интернете сижу, – не глядя ответила она, думая, что тетя.
– Рад за тебя, – отозвался незнакомый голос. – Это в «Буратино», что ли?
– Не знаю, – честно призналась Динка. – Не обратила внимания. А что, тут компьютерный клуб «Буратино» называется?
– Да это бывший детский садик, – пояснил незнакомец. – Все привыкли. Был бы садик «Березка» – и клуб звали бы «Березка». На каток пойдешь вечером?
– А вы, простите, кто? – спросила Динка, догадываясь.
– Принц датский. Пойдешь со мной на каток, принцесса Диана?
– Нонна телефон дала?
– Дала! – усмехнулся Толик. – Я вымолил его, как раб на галерах. Мне пришлось полчаса целовать порог ее квартиры. Я, можно сказать, на руках вынес ее неслабую тушку из подъезда. Вместе с креслом и чемоданами. И только сейчас она, неблагодарная, небрежно скинула мне твой номерок.
– Ааа… это я ей разрешила.
– Садистки. Значит, это из-за тебя две бессонные ночи я одиноко выл на луну? Теперь ты просто обязана со мной покататься. Пойдешь?
– Коньков нет.
– Ерунда, нароем чего-нибудь. Вон у сеструхи моей возьмем.
– У меня 37-й.
– Какое совпадение! У нее тоже.
Динка засмеялась:
– Я вижу, тебя ничто не пугает. Ладно, пошли. Только зайди за мной к тете, я ж тут ничего не знаю, запоминай адрес…
Они договорились на семь вечера.
Письмо Егору она закончила наспех, добавила только: «Скоро поставлю дома ноут, все расскажу, жди!» – и побежала собираться.
январь, каникулы
Говорят, все девчонки должны думать о любви. Вот я сижу тут – девчонка девчонкой – и думаю о любви. И что толку?
Что такое любовь?
Где она, любовь?
Конечно, первым делом предполагается, что любовь – это ОН.
И делать ничего не надо: сиди, жди – вот явится ОН, а с ним и великая любовь в придачу. На белом коне. Или на белом слоне. На худой конец, на белом лимузине.
Смешно, неужели кто-то до сих пор в это верит? То есть в коня?
Чем больше я смотрю вокруг, тем меньше верю в любовь. Если она есть – то где? Ведь она должна быть на каждом шагу – сколько людей, столько и любви. А что на самом деле? Нет ее нигде, ни намека, ни капли. Нигде.
Вот у меня хорошие родители, я их, наверно, люблю… И они друг друга, наверно, тоже любят… особенно когда не скандалят. Или когда мама ужин готовит. Или когда папа футбол смотрит. Это, типа, любовь? То есть все, получается, ради этого?
Разве о такой любви плачет, кричит все человечество?
Вот у нас в семье вечером за ужином:
– А кетчуп (хрен, майонез) у нас остался?
– Посмотри в холодильнике, справа, вечно ты ничего сам найти не можешь!
Это любовь? Угу, с хреном.
Или в ванной:
– Опять ты заляпал раковину пастой…
Любовь, да? С щеткой в зубах.
Или на диване перед теликом, по которому крутится «райское наслаждение-выбирай-зажигай-ты этогодостоин!», папа хочет новости, мама – нудный старый фильм… Это тоже любовь?
Разве об этом все книги, стихи и песни, вся страсть и кровь?
Я сейчас слушаю Башлачева:
Похоже, он знал, что такое любовь.
Любовь – сумасшедший поезд, который врезается прямо в грудную клетку… Может, только поэты и умеют любить по-настоящему? А у простых людей все равно получается кетчуп с яичницей и зомбоящик с зубной пастой в придачу.
Короче, нет в мире любви. В телевизоре нет любви. На нашей кухне нет. У соседей – никакого следа. Только яичница.
Где любовь, где, куда делась? Ау! Она умерла? Ее придумали с самого начала? Никто никого никогда не любил?
Не знаю.
Только знаю точно, что люблю свою собаку. Свою волчицу. Она просто часть меня, часть моей души, пусть на четырех лапах и в собачьей шкуре. Может, люди просто не умеют любить друг друга? Может, поэты умеют, а обычные люди – нет? Одна собака, зверь понимает меня, понимает так, как не поняло бы все человечество…
Толик зашел за ней вовремя, притащил с собой коньки, прикрученные к белым ботинкам, которые Динка тут же и примерила. Коньки подошли, Толик на прощание ослепил тетю улыбкой – и они сбежали.
В ее монгольской школе девчонки вообще-то дружили с парнями, часто ходили общей компанией в город, или в сопки, или в кино. Так что она не особо смущалась – ну, насколько можно не смущаться рядом с парнем, которого видишь второй раз в жизни.
Громкое имя «каток» носила старая хоккейная площадка, где, вежливо задевая друг друга плечами, ногами и клюшками, тренировалась местная подростковая команда. Под ногами у них вертелась куча мелюзги на коньках и без. Один маленький мальчик пришел с саночками, благодаря которым на скорую руку организовал игру: «Как грамотно догнать нужную девочку, уронив при этом всех остальных».
Снежные заносы давно уже завалили и высокий забор, отгораживающий площадку и все входы в нее. Попасть внутрь можно было одним способом – сначала залезть на окружающую снежную стену, а потом осторожно спуститься по крутым склонам, стараясь не воткнуться в лед головой.
Динка некоторое время сидела на вершине главного сугроба, с опаской наблюдая жизнь. Мальчик с санками лихо затормозил внизу, взметнув полозьями вихрь ледяной крошки.
– Мда… – Динка смахнула льдинки с лица. – Уж лучше бы этот маленький гоблин сразу катался на бензопиле.
– Да ладно, ерунда, – Толик первым соскользнул вниз и удачно приземлился на пятую точку. – Давай руку!
– А других развлечений тут нет? Ну там… туристические маршруты сквозь тайгу наперегонки с лосями? Или ныряние в прорубь с холодильником на шее? Или соревнование – кто первый пожмет лапу спящему медведю?
– Прорубь есть, – кивнул Толик. – После бани – милое дело. Народ купается, могу показать. И медведя неподалеку видели, шатуна. Ладно, вру, медведей в городе нет, его в Кителях видели, в поселке поблизости. Газета писала. А вот весной волчья стая прямо на наш берег приходит.
– А-а, то есть население не скучает.
– А то. Мы тоже медведю лапу пожмем, если встретим.
Динка наконец решилась сползти вниз. Толик почти успел ее подхватить. По крайней мере, помог встать и отряхнуться.
– А теперь – вперед! Как говорил первый космонавт: «Поехали!»
– Хорошо ему было, космонавту, он в ракете в гордом одиночестве стартовал. Никто плечами не толкался…
В Улан-Баторе из-за того, что снега не было, никаких зимних развлечений тоже не имелось – ни коньков, ни санок, ни лыж. И Динка здорово подзабыла, каково это – стоять на коньках. Ноги не слушались, разъезжались, а еще кто-то все время загораживал путь.
– Это каток для камикадзе. – Динка увернулась от высокого парня с клюшкой. – Что ж они все ездят-то, и все на меняаааа!
Она всем телом приложилась к забору, а сверху за шиворот тут же бухнулась кастрюлька снега.