Оценив пачку кофе и пачку чая на вид, гость решил выбрать чай. Вода как раз закипела. Совершив необходимые манипуляции с заваркой и собрав приборы со сладостями на поднос, мужчины перебрались в комнату. Глеб снова включил Вагнера, но выставил низкий уровень звука. При такой громкости они могли разговаривать без проблем.
— Что принесли ваши ищейки в зубах после осмотра территории? — спросил Слепой.
Потапчук изобразил разочарование.
— Пока ничего, Глеб. Это был осмотр в темноте, сам понимаешь, непростая задача. Даже фонари мало помогают, потому что всегда остаются темные углы — черные дыры в следствии. Мы оставили охрану. Утром, со светом, еще раз посмотрят.
Перед мысленным взором Глеба мелькнули бесчувственные тела Корча и Шныря, которых он оставил совсем недалеко от базы.
— Дело в том, что к охране скорее всего нагрянут гости.
— Они заметят машину еще издали. Или…
Генерал внимательно посмотрел на своего агента:
— Откуда сведения?
— Ваши включили свет, как я просил?
— Я дал такое распоряжение. Хотя это нелогично, потому что дает преступникам сигнал о том, что на базе кто-то есть. Естественно, что они в этом случае либо не сунутся, либо предпримут все меры секретности. А нашим, как ты понимаешь, сложнее видеть за пределами собственного света.
— В любом случае они приедут не издали, не по дороге. Они выйдут из леса. Но если на базе будет много света, они поймут, что их засекреченный рай разрушен и на территории полно чужаков. Со светом безопаснее.
Потапчук изменил намерение поднять чашку с чаем, даже печенье отложил, примостив на блюдце рядом с чашкой, и молча уставился на Сиверова, ожидая продолжения.
— Возможно, у них где-то что-то там припрятано, хотя я не утверждаю. И предположение это скорее страховочное, техническое, дежурное, если хотите. Это не мое ощущение или подозрение, это только перестраховка. Но не стоит упускать из внимания никакую возможность, тем более, что у нас практически нет зацепок. С рассветом осмотрите все предельно кропотливо. А гости, думаю, придут обязательно.
Глеб более-менее подробно рассказал куратору историю с Корчем и Шнырем на базе. Потапчук от души веселился, даже просветлел лицом и смеялся.
— Какой у них номер машины, Глеб? — спросил генерал в конце.
Слепой назвал номер. Федор Филиппович тут же позвонил в следственный отдел и отдал номер в разработку.
— Если нам это как-то поможет… В любом случае скоро мы будем знать, что за птица хозяин этой тачки. Ну, а теперь доложи-ка мне, какие у тебя завязки, хвосты, идеи. Как ты вообще вышел на эту базу?
— Случайность.
— У тебя не бывает случайностей.
— Бывает. Они бывают у всех.
— Ты не все.
— У меня тоже бывают случайности.
— Я понимаю, Глеб, что ты устал…
— Ерунда, устану я только тогда, когда сам себе это позволю.
— Вот именно, — генерал снова взялся за свою чашку. — И приехал ты на эту базу не вдруг, не просто так.
— Ну, не совсем просто так, конечно. Не мимо проходил и не от нечего делать заглянул.
— Выкладывай. Я пойму.
— У меня самого нет понимания. И концы, кажется, никуда не ведут.
— Давай рассказывай, что тебя держит. Может быть, у меня найдутся какие-то ответы в рукаве.
— Да, так у вас бывает, — покивал головой Слепой, — и сейчас очень на это надеюсь. Вы можете подключить, по крайней мере, дополнительные ресурсы.
Он достал из ящика стола новую пачку сигарет, не спеша вскрыл ее, закурил и пересказал те сведения, которые нашел, копаясь в документах департамента мэрии. Федор Филиппович слушал спокойно, внимательно, не забывая прихлебывать свой чай и закусывать его имбирными цукатами. Уже в самом начале рассказа Глеба он достал из внутреннего кармана свой любимый маленький блокнот и под стать ему маленькую шариковую ручку. «Зато всегда под рукой, — любя, оправдывал он их миниатюрные размеры, — и не мешают». Туда Потапчук во время рассказа Сиверова старательно записывал имена, фамилии и названия фигурирующих организаций. Во время беседы он уточнял взаимосвязи, о чем-то думал, прикидывал так и эдак.
— Ну, не то чтобы густо, — заключил он, когда Глеб, потушив сигарету и раскинув руки на спинке дивана, обозначил конец своего отчета, — но и не скажешь, что это — совсем ничего.
Сиверов посмотрел на него испытующе. Потапчук замолчал; кажется, он взвешивал в голове какие-то данные, что-то сопоставлял и пытался вспомнить. Глеб прислушивался ко все еще звучавшему своему любимому Вагнеру. Звуки, казалось, передавали работу мыслей в голове генерала. А может быть, Федор Филиппович в самом деле бессознательно воспринимал музыку и думал с ней в унисон?