А потом дед умер. Это случилось уже когда Ли Бо Хан уехал, в его первый год обучения, тоже осенью. А почти через год, на исходе следующего лета, он встретил земляков. Еще пара парней из соседней деревни поступили в строительный университет, гордо учились теперь на инженеров, проездом оказались в его городке, и вот, встретились с ним. Тогда-то он и узнал, что Ян Бо больше нет, что имя его запрещено упоминать, и все, что от него осталось – горстка пепла, развеянная по ветру.
– Слышь, ты вот что еще: ты не спрашивай больше ни у кого о Ян Бо. Его теперь больше нет. Он того, к террористам-сепаратистам подался. Он самоподжигатель был, в апреле еще, на площади, перед сельсоветом сгорел. – Интонация сдержанная, но без сочувствия, голос слегка дрожит от негодования и осознания собственного благородства: надо же предупредить знакомого.
– Такая вот плохая компания у тебя была. Да. Впрочем, ты никогда не умел выбирать себе друзей.
Руку сразу обожгло как огнем – он тогда сразу хотел содрать и выкинуть к чертям собачьим злополучный браслет, запудрили-таки голову парню религиозные фанатики, затянули в омут. Вспомнилась ясно смущенная улыбка, теплая, потная немного ладошка: «это тебе там девять узелков, особое плетение; я о тебе думал, когда делал его – он принесет тебе удачу».
Девять узелков, девять ступеней для молитвы, «он будет отгонять от тебя злых духов». Эх, что ж он не отогнал их от тебя? Или для себя самого ты сплести такой не успел?
Свободная рука тут же потянулась к злополучному браслету: содрать, выбросить, разорвать на части и развеять по ветру, сжечь и пепел разбросать – вот ведь поганые монахи, довели мальчишку! Как там говорилось на общих собраниях села? Никогда ничего хорошего от религии не было и быть не может. Да и сам Ли Бо Хан всегда не очень-то доверял этим чертовым бритоголовым монахам в развевающихся красно-коричневых, оранжевых одеждах.
Браслет нагрелся, и как ядовитая змея, обвился вокруг запястья, вот-вот укусит и тебя – лживая, двуличная гадина. И схвативши уже, почувствовал вдруг под подушечками пальцев живую упругость всех девяти узелков, и мелькнула картинка – как плели и завязывали эти мудреные узелки тонкие пальцы, слегка вытянутые лунки ногтей. как маленькие дикие сливы, как лечебные красноватые ягоды годжи, растущие на низких тонких кустах на северных склонах гор.
И, может быть, вовсе не обжигающий яд хранит этот браслет, а просто тепло, тепло несостоявшегося друга, не случившихся откровений и душевных бесед. Если б они чаще говорили тогда, может ничего этого б и не было? Не было бы живого человеческого костра, запаха жареной плоти, обугленного пепла костей? «На возьми, просто так».
Просто так. Постепенно пришло вдруг сознание того, что, собственно, ведь ничего больше от приятеля у него и не осталось. В монастыре вещей своих у него и не было, а все, что хоть как-то касалось преступника, родственники вынесли сразу после и торжественно сожгли перед всеми односельчанами, вместе с документами, письмами, фотографиями.
Памяти не должно было остаться. Так неправильно получилось – единственная ниточка, вещь, помнящая того, кого уже нет – вот эти чертовы четки. Он плел их неведомым Ли Бо Хану способом, и о чем-то думал, может быть, тихо улыбался, может, шептал непонятные молитвы богам, невидимым и скрытым навечно от всех. О чем думал, когда проворные пальцы завязывали хитрые узелки? Делал ли он его специально для Ли Бо Хана? Тогда ведь все уже знали, что он уезжает на большую землю. Знал ли он, что так все будет потом? Было ли это прощанием?
Наверное, Ян Бо бы ужасно ругался, если бы по каким-нибудь фантастическим причинам узнал бы, как распорядился Ли Бо Хан его подарком. Потому что из-за осознания того, что кроме этих чертовых, почти уже закаменевших ниток не осталось ничего, что могло бы соединить его с приятелем, с прошедшим детством, появилась почти маниакальная теперь боязнь потерять паршивые нитки, и Ли Бо Хан перестал снимать браслет. Совсем. Приятель, подаривший браслет, долго объяснял тогда, как им надо пользоваться – каждую ночь снимать и откладывать подальше, на ветерок, чтобы очистить от накопившейся за день негативной энергии, чтобы, освободившись, браслет в новом дне снова смог бы оберегать и охранять своего хозяина.