Выбрать главу

Я очень рада, что дочь меня притормозила. И что я успела принять этот щедрый дар. Потом уже, когда дочь заскочила в свой класс, я вытянула ноги, сидя на стуле в коридоре и ощущая сладкий, чуть терпкий аромат помидорки, растаявшей во рту, – и размышляла о том, что вот ради такого, наверное, и работаешь. Чистое движение души, радость узнавания, опьянение открытием. Мне так хочется, чтобы мир этих детей не был плоским, чтобы они чувствовали множественность измерений и радость неожиданной встречи. В любом самом тёмном и грязном месте вдруг может зажечься маленький красный огонёк.

У-Фан

– А потом родители развелись.

– Ты, должно быть, очень грустила? – говорю я.

У-Фан, чуть улыбаясь, глаза широко открыв, глядя мимо меня:

– Вовсе нет. Так даже лучше. Пока они вместе были, всё время ругались, дрались…

Она моя студентка. Мы встретились с ней в обеденном перерыве и гуляем по стадиону, наворачиваем бесконечные круги за кругами (такой символ жизни в Китае – каждый день одно и то же, по накатанной колее, без серьезных изменений).

Вообще-то, это официальное время для сна. Студенты спят после обеда в своих общежитских кроватях. У преподавателей есть свои спальни – отдельная комната у каждого факультета: полутёмная, пыльные шторы плотно занавешены, казенный кондиционер работает на полную мощь: спать надо в тепле; ряды кроватей, с одинаковыми матрасами и подушками, как в детском саду. Собственно, дневной сон университетских преподавателей сильно напоминает мне времена детского сада. Только единицы спят по-настоящему, обычно это самые взрослые и многомудрые, остальные же только делают вид – тихонечко лежат под принесенным из дома одеялом и, например, шуруют в своем мобильнике. Взрослые люди, свободные вообще-то, вот так вот тихо прячутся от кого-то, делая что положено…

Помню, чуть ли не в самый первый мой рабочий день в университете моя куратор, отвечающая за учебный процесс, налетела меня с тревожным лицом и неотложным вопросом в глазах.

Поскольку я считаю, что мои собственные вопросы самые важные, то задаю их первая: расписание, наличие компьютера в классе, какие группы, их уровень и так далее. Всё это отметается единым махом: «О чем вы вообще думаете? Мы же самого главного еще не решили! Взяли ли вы с собой подушку? У нас в комнатах для дневного сна нет подушек»! Помню, как я тихо сползла по стенке, поняв, что за столько лет работы я так, оказывается, и не выяснила, что же главное в жизни преподавателя…

Ещё в садике я не спала днём, что было вечной мукой, основой противоречия с коллективом. Здесь, в Китае, мои студентки знают, что я не сплю днём, и те, кому очень надо поговорить, вот как У-Фан, тоже пропускают священный сон и встречаются со мной после обеда. Потому что знают также, что обедать я люблю одна. В тишине, одиночестве и спокойствии, что их тоже безумно удивляет, а первоначально и огорчало до слёз. Здесь считается, что есть в одиночестве – дурная примета, как в России пить в одиночку. Тот, кто ест один, – изгой, вышвырнутый за рамки приличного общества. Люди готовы пойти на что угодно, только чтоб не есть вне коллектива. Хотя одиночество в Китае, по крайне мере физическое, практически невозможно. Так что поводов для беспокойства совсем немного…

Другой день. Я сижу на корточках перед пушистым комком, то есть университетской дворняжкой, отдаю хлеб мягким теплым губам в маленьких волосках.

– У меня появилась собака, когда мне было лет 18 уже. Папа нашел. Помню, это было такое счастье!

У-Фан отвечает, грустно и очень тихо:

– У меня тоже была собака, в детстве. Мы жили в деревне с родителями. Она была чёрная. Маленький щенок. А потом она подросла, и родители её съели.

После нескольких минут тишины – жёсткая складка у губ, и такой отстранённый, железный почти голос:

– Когда у меня будет свой дом, там обязательно будет собака. И я никому не позволю её обижать.

Да, они до сих пор едят собак. Не везде, и уже не совсем легально. В принципе, увидев поедание или убийство собаки на улице, ты можешь обратиться в полицию. По идее, они должны будут как-то отреагировать, что-то сделать. Но, тем не менее, в далеких горных районах люди ещё точно едят собак. Зимой. Чтобы согреться. Есть такое поверье, что мясо собаки прогревает тебя изнутри. (Последняя дань любви маленькой волшебной души?) Есть даже одна провинция, где в двадцатых числах июня проводится праздник поедания собак. И туда идут машины, груженые связанными собаками, предназначенными на еду.

И я знаю, что есть также китайцы, которые едут в это время в эту провинцию: выкупают собак и увозят их к себе жить. Есть общества людей, подбирающих бездомных собак, лечащих их, ищущих им дом. Когда китайская мама (защищая, как ей казалось, ребёнка) в ресторане пнула маленькую собачку, в интернете развернулась мощная кампания в поддержку собаки, с осуждением женщины. Иногда мне кажется, что общество просто ждёт, пока вымрут все поедатели собак. Среди молодых это уже совершенно не принято, тогда как некоторые старики ещё делают это (в силу традиции ли, с удовольствием ли), а старшим противоречить тут не особенно принято. Можно, не вступая в споры, просто подождать, пока они все умрут…