Колокольчики внутреннего времени сообщили Рими об окончании карантина, и он, покинув аидный нейтрализатор, сразу же стал пропускать через себя непрерывный поток глобально-детальной информации…
Глава двенадцатая
Руководитель рыболовецкого АО «Приазовское», что в семидесяти километрах от Ростова-на-Дону, Иван Степанович Нечитайло, был погружен в думы. Еще бы. На территории АО, сконцентрировавшегося в трех приазовских селах Чулек, Нахапетово и Люлякино, поселилась молодая семья невиданной для этих мест колоритности. Мало того что фамилия у них была Волчанские, так они вдобавок к этому бросили вызов и руководству акционерного общества, и районной власти, и даже, в какой-то мере, всему привычному и накатанному укладу жизни приазовских сел юга России. Во-первых, Волчанские купили лучший дом на центральной усадьбе в Нахапетове, прямо на берегу моря, и тут же, разрушив его, приступили с помощью наемных строителей с Украины к постройке нового, который своей архитектурой напоминал гибрид канувшей в Лету французской Бастилии с виллой московской звезды театра и кино Александра А. в ближнем Подмосковье. Легко представить себе, как выглядел этот дворец среди далеко не убогих, но очень уж простецких усадеб села Нахапетова. Это была наглость номер один. Во-вторых, вокруг своего демонстративно-экзотического дома Волчанские воздвигли, с помощью тех же строителей и двух арендованных автокранов, высокий забор из огромных глыб дикого кремниевого камня, тем самым скрыв дом и двор от любопытных взглядов. Это была наглость номер два. А в-третьих, они вели себя так, будто вокруг них не существовало начальства. Установили у себя спутниковую антенну, связь, завели дружбу с наиболее предприимчивыми и работящими аборигенами. Но волновало руководителя и фактического владельца АО «Приазовское» другое. Из Ростова стали поступать так называемые намеки для дебилов, то есть его покровители из областной администрации сообщили ему прямым текстом, чтобы он, черт побери, продал свой пакет акций, позволяющий владеть несколькими десятками кубических километров Азовского моря, вот этому, напоминающему Пьера Ришара, клоуну по имени Григорий Прохорович Волчанский, которому там, в Ростове, как сказали его покровители, кто-то тайно и мощно покровительствует. «Киллера нанять, что ли? — подумал Иван Степанович и тут же отмахнулся от этих мыслей. — Да нет, нельзя, я же не мразь с рогами».
2Что бы там ни думал Иван Степанович Нечитайло, а жители Нахапетова полюбили и зауважали супружескую пару Волчанских. Конечно, никто в рыбацком селе не знал, да и не мог знать, что Григорий Прохорович и Анастасия Гансовна были убийцы категории «солнечные», способные к интеллектуально-аналитическому восприятию как классифицированных, так и неожиданно-хаосных ситуаций. Откуда жители Нахапетова могли знать, что «Григорий да Настя» обладали интеллектом уровня «2 трилистника» и аномальными физическими возможностями? Не смогли бы жители Нахапетова понять разницу между системой «Вольфрам», по которой обучался Григорий Прохорович, и системой «Черная вдова», по которой обучалась Анастасия Гансовна. Зато аборигены села хорошо усвоили, что «Гриня да Настя» разбираются в деревенских делах, не отказывают в помощи, грамотные, богатые, нос не задирают, в общем, хорошие люди, хозяева, одним словом. Им даже не завидовали, сразу же признав за ними право на исключительность. Конечно, некоторые странности замечались за Волчанскими, но они только прибавляли чете дополнительный шарм ХОЗЯИНА. Так, однажды подросток, сын бригадира Жарова, Колька, ранним туманным утром видел, как Анастасия Гансовна, будучи на сносях — на девятом месяце, определили женщины села, — шла босиком вдоль Донца к дальней роще. На ней было широкое лиловое одеяние странного покроя, напоминающее одновременно сарафан и рясу. Подходя к десятиметровой ширины протоке, пересекающей ее путь, она не пошла, как все, к галечной отмели выше по течению, а, разогнавшись, высоко подпрыгнула и, совершив в воздухе сальто, опустилась на ноги уже на другом берегу протоки. Кольку до того потрясла картина летящей через протоку беременной женщины в странном одеянии, что он даже влюбился в нее и рассказал об этом по секрету лишь своему закадыке другу Ваське Ветрову, а тот разнес по всему Нахапетову. Правда, «разнес» как-то странно, начиная свой рассказ с вопроса: «Слышал, Колька Жаров головой так сильно стукнулся, что у него видения начались и его скоро в больницу увезут?» Если человек «не слышал», то Васька начинал рассказывать ему о «видении», о «летящей ранним туманным утром через протоку беременной Анастасии Гансовне с развевающимися волосами и в сиреневых одеяниях». В Нахапетове именно так и решили, что Колька «сильно стукнулся», мать даже повезла его, несмотря на протесты, к доктору в районное село Неклиновку, но доктор отправил их обратно, объявив матери Кольки: «Не морочь мне голову, баба дурная».
Справедливости ради нужно сказать, что странные, богатые, зловеще утонченные, с явными элементами снисходительного высокомерия, да еще и пришлые люди ни в русских, ни в немецких, ни в английских, ни в японских селах не могут рассчитывать на любовь и уважение, им будут вставлять палки в колеса при первой возможности, особенно если обнаружится возможность сделать это безнаказанно. С Улыбчивым и Малышкой этого не произошло по нескольким причинам. Во-первых, им нужен был покой на период Малышкиной беременности, во-вторых, они всем своим необъяснимым обликом и поведением исключали любые проявления безнаказанности, а в-третьих, Малышка научила Улыбчивого психологическому приему «Любовь и уважение», который входил в обучение по системе «Черная вдова».
3Насколько процесс умирания зависит от качества жизни, настолько начало жизни, рождение, зависит от целой череды подробностей и форм, настигающих нас в загробье. Рождение сложнее смерти по исполнению и проще по дальнейшему действию…
— Ты чувствуешь? — спросил Улыбчивый у Малышки. — Если да, то как ты его чувствуешь?
— Это сын, — ответила ему Малышка, — и он хочет уже выйти, но я удерживаю его пока, отговариваю. — Она положила руки на свой живот и погладила его с торжественностью Творца, сотворившего мир.
— Он кто?
— Пока Сергей, — призналась Малышка. — Я еще не чувствую, что о нем можно говорить Убийственный.
— Уже десятый месяц.
— Я помню.
Ребенка, рожденного на пятом месяце, нельзя оставлять в живых. Пятый, пентаграммный, самый опасный месяц беременности. Это период Иерофанта, мага, находящегося в центре четырех стихий и управляющего как внешними, так и внутренними природными силами. В этот период оживляется левая рука плода, и если он выйдет из чрева на этом месяце и останется жить благодаря усилиям врачей, то его жизнь будет преступной, несчастной и неприятно-загадочной. Впрочем, загробье он пройдет без особых мук, и пребывание его в алогичной действительности будет недолгим. Видимо, на таких имеет виды какая-то из параллельностей.
На шестом, гексадном, месяце обычно не рождаются, ребенок этого месяца несет в себе элементы Андрогина под знаком Вишны, полувыкидыш-полурожденный. Такие приходят в жизнь лишь с помощью врачей, искусственное прерывание беременности с дальнейшим водворением плода в барокамеру, имитирующую чрево матери. Шестимесячный ребенок, даже при отсутствии внешних признаков, гермафродит. На шестом месяце в плоде проявляется звук, умеющий выражать волю. Если бы человечество не утратило в себе понимание совершенства, инстинкт самосохранения и связь с ведизмом, оно бы никогда не выпускало в жизнь недоношенных детей, но человечество впало в ложный гуманизм и получило то, что получило — статус статик-рабов.
Ребенок, рожденный на седьмом, гептадном, месяце, находится под воздействием гипнотического излучения созвездия Плеяд. Плеяды — дочери Атласа из племени перволюдей, сына Лилит и Геи. Мальчики, рожденные на седьмом месяце, незначительные в простом варианте и заносчивые карьеристы в сложном. Девочки же постоянно получают от шести видимых и одной невидимой Плеяды тайные уроки негромкой магической власти.