По-моему, никто из русских до нас не плавал по Ньясе. Не знаю, как мои товарищи, но я чувствовал себя первооткрывателем, чуть ли не португальцем Гашпаром Бокарру, который еще в 1616 году вышел на реку Шире и берега Ньясы. Португальцы искали тогда удобный водный путь от среднего течения Замбези к Индийскому океану и ответственную эту задачу поручили именно Бокарру, о котором мы даже не знаем, когда он родился и когда умер… На худой конец я согласился бы оказаться и на месте Ливингстона, несколько раз побывавшего на Ньясе в прошлом веке и составившего первую карту озера…
Вот так. Я немножко повздыхал по поводу исторической несправедливости, но и само по себе было великолепно, что плыли мы в тот вечер вдоль берегов Ньясы.
Они, берега, в заселенной части походили на пальмовый лес, а там, где деревни отступали от берега, надвигались на озеро плотные заросли тростника и папируса.
Маруа обещал нам показать бегемотов, и мы отправились на поиски их — надо же иметь хоть какую-нибудь цель! Каждый из нас по очереди вел лодку, сменяя Маруа, но бегемотов мы не нашли, как ни старались. Видели лишь крупных белых орланов с угольно-черными крыльями, белых и черных цапель, бакланов и пестрых «опрокидывающихся» рыболовов.
Вода была сине-темной, совсем непрозрачной, и дно не проглядывалось даже на мелком месте. Лодку покачивало и нас обдавало прохладными брызгами. Мы переплыли залив Обезьян, сфотографировали деревню, в которой тоже оказались кокосовые пальмы (надо полагать, они завезены с океана), и повернули обратно.
Мы не стали вновь плутать у берега и пошли напрямик. Я устроился на передней скамье, поставив ноги на якорь. Качало все сильнее, и все чаще веера брызг накрывали лодку. Голубоватая дымка, которая смущала хозяйку Палм-Бича, к вечеру сгустилась, и силуэты возвышенностей, окружающих залив расплылись в ней, почти утратив свои очертания.
На западе солнце окрасило небо в розовый цвет, а голубой туман стал серебристо-желтым, и розовое постепенно смешалось с серебристо-желтым, и весь горизонт на западе засветился своим внутренним спокойно-нежным светом.
Потом розовый цвет погустел, стал фиолетово-красным, а серебристо-желтое сияние превратилось просто в серебристое; вверху цвета расслоились: на переходе от синего купола неба сияла серебряная полоса, а чуть ниже— нежно-фиолетовая, и рдяное солнце медленно опускалось к земле как сквозь плотную, затопившую небо воду неожиданной окраски.
Чем ниже опускалось солнце, тем жарче опаляли его невидимые лучи кроны деревьев и тем больше угля становилось на земле… А по воде все еще бежала к нам золотистая дорожка, и вспугнутые птицы, словно нарочно маскируясь, улетали от нас, придерживаясь этой самой дорожки, и сразу же, при взлете, скрывались из глаз.
У берега занимались своим делом рыбаки на пирогах, и Маруа неизменно сворачивал в сторону, описывая дугу, чтобы шум мотора не распугивал рыбу… Рыба шла на кухню Палм-Бича и шла в хижины прибрежной деревушки. Здесь ловили сомообразную мламбу, бронзовую, с доброго окуня чиуву и всякую пеструю мелкую рыбешку.
К вечеру в Палм-Биче народу словно прибавилось. Наверное, это обманчивое ощущение, и вызвано оно тем, что электричеством освещено лишь главное здание с рестораном и баром. В остальных домиках — темнота: свет может привлечь всяких летучих созданий. Наш недавний «капитан» Маруа уже прошелся по домикам с опрыскивателем, дабы изгнать вероятных москитов и, теперь лучше до времени не открывать двери и не зажигать свет.
О металлическую сетку в окне бара бьется большая дневная бабочка; крылья у нее уже изорваны, и ей не улететь.
Мы сидим в шезлонгах на берегу озера, потягиваем виски и смотрим, как выходят из темноты полупрозрачные волны Ньясы, как они катятся, белея, к нашим ногам; чуть слышно шелестят листья кокосовой пальмы — тени их набегают на белые волны.
Вместе с нами коротает время миссис Энн. К вечеру она всегда веселеет, и сейчас уже вполне веселая.
Миссис Энн — одинокая женщина с двумя детьми, старшему из которых шестнадцать лет. Отнюдь не легкая судьба забросила ее в Малави. Не сумев устроить свою жизнь в Англии, она отправилась на заработки в Грецию, потом перебралась в Кению, потом — сюда. Здесь, в Малави, она копит деньги для возвращения в Англию, но Англия для нее — планы далекого будущего, ибо надо учить детей и не так-то просто на все заработать.
Не лишена интереса биография мистера Смита, принявшего нас в своей гостинице в Лимбе. Он отставной солдат, воевал в Индии. После демобилизации поселился в Южной Родезии, но вскоре уехал оттуда: не по душе пришлись ему расистские нравы тамошних обитателей.