Рыбаки, как в море, уходят в озеро. В Ньясе водится до двухсот пород рыбы, идущей в пищу, но промышленный лов ее только собираются налаживать. Нам говорили, что в местечке Мтве намечено создать научно-прикладной институт рыбоводства, но это лишь планы.
…А пока рыбаки на пирогах, как и предки их сотни лет назад, уходят в озеро.
На обратном пути нас как магнитом притянула к деревне пологая пирамида матово-коричневых, словно нарочно отполированных и блестящих на солнце, масличных пальмовых орехов — начался сезон их сбора. Мы вышли из машин и пошли в деревню, которая, как мы вскоре выяснили, называлась Капье-пьем.
Деревня, очевидно, не относилась по местным понятиям к числу бедных; она состояла из добротных прямоугольных домиков (иногда побеленных), в окна которых были вставлены деревянные, с густым переплетом застекленные рамы; висели пестрые занавески. Другие, цилиндрической формы, постройки имели скорее всего хозяйственное назначение; одни из них были как бы обернуты циновками, другие — облеплены глиной. К домам примыкали сооружения из тростника, с одной стороны выполняющие функции относительной ограды (скрывали внутренний дворик), а с другой — имели уже чисто гигиеническое назначение.
Посреди деревни росли баобабы, акации, масличные пальмы, а за тростниковыми заборами — бананы и папайя. В тени деревьев и заборов спали черно-белые козы, и бродили по пустым улицам сонные куры.
Об относительном благополучии деревни говорили и довольно многочисленные новостройки — каркасы домов из плотно составленных тонких жердей под покатыми — на четыре стороны — жердевыми крышами; очевидно, дома здесь строили не из саманного кирпича, а просто обмазывали каркас глиной.
Кое-где, но так, что нельзя было понять, какому двору они принадлежат, стояли посреди улиц высокие снопы злаков (не с общественных ли полей?).
Не все домики, впрочем, имели застекленные окна— некоторые обходились одной незакрывающейся дверью, и вскоре мы поняли, в чем тут дело.
Деревня Капье-пьем выглядела в эти еще не очень жаркие по местным понятиям утренние часы примерно так же, как выглядят в такие же часы в разгар полевых работ наши деревни — на улицах одни дети и старики.
И все-таки нам посчастливилось встретить одного, хоть и не очень молодого, но еще здорового и крепкого мужчину. Он был в розовой феске с тисненым узором, рваной рубахе и видавших виды штанах. Он сам подошел к нам, сказал, что его зовут Салимо, и что он, как и большинство жителей деревни Капье-пьем, — из племени яо, или ваяо, мусульманин, и что он рад гостям и с удовольствием покажет нам свой дом, если мы хотим навестить его.
Вообще-то основную часть населения страны составляют народы группы малави: пьянджа, чева, тонга, относящиеся к юго-восточным банту, причем в центральную часть страны, по которой мы проезжали, еще задолго до десятого века первыми пришли чева. Яо, ломве, тумбука, ангони появились на территории бывшего Ньясаленда значительно позднее. Яо, в частности, долгое время выступали как посредники в торговле и работорговле между арабизированными прибрежными племенами и племенами Центральной Африки; именно поэтому почти все они мусульмане, тогда как среди других племен широко распространен анимизм, поклонение культу предков и т. п.
Разумеется, яо давно не занимаются работорговлей и уже не монополизируют, как раньше, торговлю слоновой костью, золотом, табаком, огнестрельным оружием и прочими вещами. Теперь они в основном земледельцы, выращивают маис, табак, сорго, рис и занимаются скотоводством и рыболовством.
Мирным земледельцем, естественно, был и Салимо. Заметив, что мы весьма энергично фотографируем деревенские улицы, а некоторые фотоаппараты явно нацеливаются на него, он сказал, что охотно с нами сфотографируется, но для этого он должен переодеться. Он вошел в дом с застекленными окнами, а мы пока рассматривали дом без всяких окон, под крышей которого, в тени, сидели женщины и девочки, причем женщины держали в руках тлеющие обугленные палки, время от времени раздувая на их концах огонь.
Салимо вышел из дома в бежевом костюме с накладными карманами и охотно сфотографировался с нами на память.
После этого мы спросили, можно ли сфотографировать его вместе с женами.
Он что-то сказал женщинам, и те ответили согласием — очевидно, наш визит их забавлял, — но тоже заявили, что им нужно переодеться. Две, помоложе, женщины встали и скрылись в доме без окон, а Салимо пригласил нас в дом с застекленными окнами. Оказалось, застекленный дом — главный дом, принадлежащий главе семьи, мужу, а дом без окон — резиденция жен и дочерей, и в этом их коренное отличие.