Во время стремительного нашего переезда от Лусаки до Ливингстона я все-таки в глубине души надеялся, что мне удастся перебраться на южную сторону реки… Тогда мой маршрут вновь соединился бы с маршрутом Николая Михайловича Федоровского, о котором я уже писал в очерке о Кении.
Федоровский добрался до водопада Виктория с юга и на северный берег, если судить по его книге, не переезжал.
Я остановился на северном берегу Замбези. Нас разделяла река — река в буквальном смысле и еще река времени.
Но соединял нас мост прочнее того, который — из металлических конструкций — перекинут сейчас над Замбези, — мост человеческой эстафеты, человеческого доверия.
Я никогда не видел Федоровского даже издали, никогда не слышал его голоса. Но в Сибири, в эвакуации, я читал его книги: они вышли не только далеко за пределы страны, но и проникли в сибирскую глубинку, в село Марайка, что в семидесяти километрах от железнодорожной станции Варгаши… Я тогда еще не знал, что автор этих книг находился еще дальше от железных дорог — на суровой Воркуте, на ее угольных шахтах.
Мне особенно запомнилась его книга «В стране алмазов и золота», опубликованная у нас в 1934 году, а позднее переизданная.
В этой книге Федоровский, сопоставляя свои наблюдения над алмазоносными породами Южной Африки с прежними своими наблюдениями, предсказал, что в Советском Союзе алмазы нужно искать в Сибири, ибо он, Федоровский, уверен, что есть определенное геологическое сходство в строении Южной Африки и в строении нашей Восточной Сибири…
Не знаю почему, но тогда, в самом начале сороковых годов, это предсказание запало мне в голову и запало в душу — я на всю жизнь запомнил его.
Сразу же после войны, будучи тогда еще весьма молодым человеком, я занимался старательством от треста «Золоторазведка» в Туве. Бог весть как попал туда тот самый номер журнала «Новый мир», но я прочитал в нем рассказ «Алмазная труба», герои которого обнаружили кимберлит в Восточной Сибири и нашли алмазы.
Рассказ был совсем неплох. Я знал, что автор его воспользовался гипотезой Федоровского, и никаких других ассоциаций у меня не возникло.
Десятилетие или несколько более спустя геологи действительно нашли алмазы в Сибири.
И тогда случилось непостижимое для меня: в газетах замелькали статьи о блестящем прогнозе… писателя-фантаста!.. Я объяснял появление статей неведением авторов, незнанием ими литературы… Но случилось и такое: сам писатель-фантаст публично подтвердил, что это именно он предсказал сибирские алмазы[4].
Прочитав столь неожиданное признание, я дал себе обет рассказать о совершенно незнакомом мне человеке, о большевике с 1904 года, члене-корреспонденте Академии наук СССР Николае Михайловиче Федоровском.
Он дожил до того времени, когда его научные работы вновь привлекли внимание. Он умер в 1956 году, совсем немного не дожив до реализации своего блистательного предсказания.
Случая рассказать о Федоровском мне все как-то не представлялось.
У водопада Виктория я вновь, но обостренней, чем когда бы то ни было, почувствовал свой моральный долг перед ним…
…Мне кажется, что именно тогда, в суетливой суете, глубинным фоном которой были вовсе не суетные раздумья, и пришло ко мне то восприятие водопада Виктория, о котором я коротко сказал выше.
Внешне так: заскорузлые сучья деревьев — черные, без листьев; они на переднем плане. Внизу — курчавый зеленый лес. И там же, внизу, отвесные стены черных скал и недвижное зеленое озеро.
А за ними — за черными, мертвыми ветвями, за курчавыми, как девичья прическа, деревьями, за черными — то ли живыми, то ли мертвыми — скалами — за всем этим отчетливо виден резкоугольный излом воды и ниспадающие, словно неподвижные, ее струи.
Там идет работа — необходимая, вековечная. Там трудится нечто, давно признанное великим, давно прославившееся на весь мир, но не поступившееся работой ради суетности бытия.
Там идет работа, и нет для того, кто работает, ничего важнее ее.
Позолоченный, горячий после термической обработки ветер летит над Замбези.
Я недолго усидел под тентом, в тени которого прохлада была чисто теоретической, и поднялся на верхнюю палубу катера.
Катер то негромко тарахтит, то совершенно бесшумно скользит по тихой зеленоватой воде Замбези — мотористы, следуя заведенному маршруту, выбирают спокойные протоки, втиснутые между островами. На островах — густо-зеленый тропический лес, и, наверное, эту частичку его цвета вобрала вода реки.