И уходящая из пустыни вода привела их к Нилу, к великой и загадочной реке, на которой почти совсем не отразилась общая беда. Нил продолжал жить своей, пусть несколько измененной, жизнью. Но люди, которых неведомые им злые силы согнали к Нилу, уже не могли жить прежней жизнью. Их оказалось слишком много на берегах одной реки, чтобы жить узкородовыми интересами, и пришлось им объединяться и договариваться. И еще им пришлось учитывать своеобразный нрав Нила, его непонятную манеру то разливаться, то мелеть, и притом каждый год по-разному…
И люди, вовсе не думая об этом так, как я сейчас пишу, объединились сначала в крупные общины, потом в государства и создали в конечном итоге одну из самых древних и, что важнее, одну из удивительнейших цивилизаций на земном шаре.
На берегах Нила люди оказались не в одинаковом положении. И однажды принильские обитатели, жившие в районе Асуана или Луксора и прижатые пустынями к реке, обнаружили, что на севере, в дельте, земли сколько угодно и жители тех мест живут лучше, богаче. И тогда люди, населявшие Верхний Египет, взяли на себя на многие столетия и даже тысячелетия благороднейшую миссию «объединять» страну. Они собирали войско, когда нужда поджимала их, и шли на север к своим несмышленым соотечественникам, чтобы объединиться с ними, даже если они того не хотят, и заодно воспользоваться их землями…
Так и было: объединителями Египта на протяжении всей его трехтысячелетней истории выступали фараоны Верхнего Египта, а фараоны Нижнего Египта с его богатыми землями не спешили объединяться, пока их настойчиво не просили об этом… Право же, тут есть о чем подумать в духе «Цивилизация и великие исторические реки».
Вероятно, я еще вернусь к этой теме, но тогда, во время перелета от Каира до Хартума, фантазия занесла меня в сферы совершенно неожиданные и взгляд на землю сверху даже позволил мне уточнить кое-какие представления о других мирах.
Как ни странно, я имею в виду… Марс. От самого себя, как известно, не уйдешь, ну а у меня научная работа сложилась так, что от физической географии — не расставаясь, впрочем, с нею — я перешел к астрогеографии и специально изучал планеты солнечной системы.
— Но какая тут связь с полетом над Нилом? — невольно напрашивается вопрос.
Я сам не ожидал, что такая связь обнаружится и что окажется она для меня негативной.
Я отношусь к числу тех, кто допускает существование на Марсе растительности. И мне нравилось одно из доказательств ее существования, принадлежащее, правда, не мне.
На Марсе часты пылевые бури. А у пыли и песка есть такая особенность: они заполняют всякие понижения. И они должны были бы заполнить пресловутые марсианские «каналы» и сровнять их с окружающей местностью, если бы… если бы в каналах не прорастали кустарники. В самом деле, песок и пыль засыпают канал, а растительность — она, как обычно, тянется к солнцу, и вот уже снова канал темнеет на общем фоне.
В часы прозаического перелета Москва — Каир — Хартум, размышляя о Марсе и о гипотезах, с ним связанных, я прикинул в уме, сколько тысячелетий было в распоряжении песка и пыли, чтобы засыпать вади Аравии, Ливии, Нубии, да и собственно Сахары… Получилось — минимум шесть-семь тысячелетий, а вади выглядит так, словно еще недавно струилась по ним вода.
Я огорчился. Доказательство, что на Марсе есть растительность, методом «занесения пылью» не состоялось. Тут, видимо, действуют какие-то аэродинамические процессы, постоянно очищающие вади от песка, мне, правда, неведомые процессы. Но зато я лишний раз убедился, что иногда бывает полезно посмотреть на мир сверху.
И вовремя остановиться в инопланетных мысленных странствиях тоже полезно: стюардесса уже разносит миниатюрные конфетки, а на табло загорелся привычный сигнал: «Не курить. Застегнуть ремни».
В Асуане на одном из островков посреди Нила разбит ботанический сад. Посетителей переправляют туда па небольших, но под высоченными косыми парусами фелюгах. Фелюги бесшумно скользят мимо острова Элефантина, с которого, собственно, и начался в глубочайшей древности Асуан как пограничное укрепление, мимо черных скал со свежими, словно только что вырубленными древнеегипетскими иероглифами, и наконец фелюги притыкаются к илистому берегу зеленого острова.
Ботанический сад невелик, но приятен. Там тенисто, тихо и относительно прохладно. Там можно спокойно, не страдая от жары, посидеть на скамейке под раскидистым, с крупными алыми цветами деревом. И там можно пройтись по аллеям, прикрытым, как тентом, кронами деревьев и лозами кустов.