Так вот, «Эйнсуорт-отель» находится в зоне вилл. Напротив, через неширокое шоссе, частное владение — отличный парк с пылающими акациями, с тяжелыми, как чугунное литье, араукариями, с воздушными матово-зелеными соснами и до блеска влажным зеленым газоном…
Узкое неасфальтированное шоссе наше вливается в магистраль, ведущую от аэропорта Эмбакаси к городу, к его геометрическому центру, а сразу за шоссе начинается уже не частный, а общественный парк с поразившими меня белыми и оранжевыми бугенвилле-ями, ибо раньше я видел только розовую и алую… По парку, как бы ограничивая его с внешней стороны, протекает небольшая речка… Очень хочется сказать «нетронутая» речка, потому что течет она по городу в самом точном смысле слова, но в небольшой долинке ее — первозданные глыбы изверженных пород, заросли вездесущего тростника с пепельными метелками и разлив какой-то зелени, издали похожей на осоку.
А в общественном парке, как и в частном парке, помимо южно-американских бугенвиллей и араукарий растут ливанские кедры, джакоранда и пылающая акация, растут агавы и плетут хитрые узоры разноцветные лианы и точно вписываются в пейзаж пирамидальные кипарисы, которые особенно хороши на холмах по соседству со светлыми эвкалиптами, низко опустившими ветви, и плакучими вавилонскими ивами…
Найроби — город молодой. Он возник при строительстве железной дороги от Момбасы до Энтеббе на берегу озера Виктория буквально на рубеже прошлого и нашего веков. Деревьям, которые растут в парке и во многих других местах города, столько же лет, сколько Найроби, или несколько меньше, и я не случайно говорю об этом.
Про город в целом можно сказать многое, как, впрочем, и про любой другой. Так, Найроби отнюдь не равнинное поселение — он находится на высоте около 1650 метров над уровнем моря. По моим наблюдениям, в сибирских и среднеазиатских горах именно с такой высоты эта самая высота начинает ощущаться новичком, вызывает учащенное дыхание прежде всего, хотя ни о какой горной болезни, конечно, еще речи быть не может (ее симптомы у нетренированных появляются примерно с четырех тысяч метров, но многое зависит и от климатических условий). В Найроби я не чувствовал высоты совершенно, хотя уже года два не работал в горах, но, возможно, объясняется это весьма прозаически: мне не пришлось на плато Кикуйю совершать далекие пешие походы и подниматься в горы.
Название города в переводе с местных языков означает «свежий источник», «холодная вода», «чистый источник» — так нам, во всяком случае, тогда переводили.
Еще можно сказать, что в Найроби живет более трехсот тысяч человек. И что в городе имеются небольшие предприятия пищевой, обувной, мыловаренной, керамической, стекольной, текстильной, швейной промышленности, как добросовестно сообщено об этом в справочниках.
Но я хочу подчеркнуть другое: город очень красив и, наверное, не так уж много на белом свете городов, которые могли бы сравниться с ним.
У Догеля, между прочим, Найроби охарактеризован так: «При первом беглом осмотре города прежде всего бросается в глаза какой-то общий беспорядок и отсутствие уюта. Объясняется это тем, что Найроби — город in statu nascendi (в состоянии рождения. — И. З.). Основанный всего несколько лет назад, он напоминает собою один из тех североамериканских городов, которые быстро, в два-три года, возникают из ничего среди голой степи. Смело размечены длиннейшие проспекты и улицы, проведена сеть дорог (более 60 верст отличного шоссе в пределах города), поставлены плакаты, возвещающие: «место строящегося клуба такого-то», «место театра» и т. д., но готовых зданий относительно мало. Собственно, улицами можно назвать только главный проспект — Gouvernement Road и две-три улицы туземного квартала. Оно и понятно, если принять во внимание, что во всем городе насчитывается около 20 тысяч жителей, из которых лишь 1500 европейцев. Большинство же улиц имеет вид шоссе, по сторонам которого торчат кое-где одинокие дома. Между домами — пустыри, по сторонам шоссе — канавы, повсюду разбросаны груды камня, бревен и других строительных материалов… Когда спустя два месяца мы снова очутились в Найроби, город уже значительно обстроился и видно, что жизнь в нем разгорается очень быстро…»
Жизнь в Найроби действительно разгоралась очень быстро, и всего за полвека — не такой уж это большой срок в истории города — столица Кении стала неузнаваемой. Тому много причин. Они прежде всего экономического и политического характера. Об этом мне еще придется говорить. Но сейчас важно отметить вот что: неузнаваемой столица Кении стала отнюдь не за счет количественного роста — совершенно иным сделали город архитекторы и декораторы, таланту и искусству которых можно лишь позавидовать.