Правда, семейным батракам выделены небольшие земельные участки, на которых женщины выращивают овощи, ибо иначе не прокормиться: все без исключения мужчины получают сорок шиллингов в месяц, а у женщин никакого другого дохода здесь быть не может.
Наши знакомые — бессемейные батраки, так называемые скотас, им никакой земли не полагается, и они могут только мечтать о земельном наделе: на их зарплату его не приобретешь.
Одеты скотас в рубашки и брюки, на ногах — сандалии из автомобильных шин, привязанные транспортерной лентой. Лишь на одном франтоватом скотас еще надет шерстяной пуловер, бисерный пояс, а от ушей к подбородку спускаются тонкие нити ярких бус.
Мне, конечно, интересно послушать разговор с батраками, но интересует меня и саванна с ее жесткой, растущей плотно сдвинутыми куртинками травой, пылящей под ногами, и особенно хочется мне получше рассмотреть низкорослую акацию; я уже знаю, что на кикуйю она называется руай, а на вакамба — киунга. Так вот, в угольно-черных утолщениях на колючих ветках живут муравьи — крохотные-крохотные, как два склеенных маковых зернышка, но чрезвычайно воинственные; судя по всему, они прекрасно отличают покачивание ветки от ветра и от постороннего прикосновения, потому что стайками выскакивают из отверстий в утолщениях и разгневанно бегают по крыше своего дома… Колючки на акации остры и тверды, худо пробираться сквозь такой буш.
А разговор со скотас близится к концу… Сколько продолжается у них рабочий день?.. С семи утра до трех часов дня… Есть ли у них какие-нибудь профсоюзные объединения?.. Вообще в Кении существует Союз сельскохозяйственных рабочих, но на ферме ничего подобного нет… Почему?.. Никто из батраков не соглашается стать лидером — все знают, что управляющий сразу же уволит лидера…
Мы фотографируемся на память, и снова звучит энергичная команда Левона Налбандяна: «Гнацинг!»
На подъеме к Ньери начался густой лес, а на расчищенных участках вновь появились кофейные плантации.
Ни лес, ни кофейные плантации нас уже не удивляли. Запало в память совсем другое: перед горным лесом, еще в саванне, на развилке, где уходила в сторону от большака проселочная дорога, стояла сторожевая будка и возле нее транспарант: «Неро Мору. Распределение земель». На белом транспаранте — черная стрела, указывающая, куда надо ехать. Но чтобы каждый, кому взбредет в голову, туда не отправился и — не дай бог — не занялся бы самораспределением земли, для порядка поставлена на разъезде сторожевая будка, в которой посменно дежурят два вооруженных охранника.
Земли будут распределены среди кенийцев. Вероятно, здесь появятся и мелкие единоличные хозяйства, и крупные хозяйства с наемной рабочей силой, и, может быть, кооперативы. Вамбуа, между прочим, сказал, что по уставу члены кооператива имеют право нанимать подсобных рабочих. Членами кооператива подсобные рабочие, конечно, не становятся: им предстоит батрачить, как батрачили они и раньше, и получать поденную оплату… Так что структура кенийских кооперативов будет достаточно сложной и в организационном, и в социальном плане.
Здесь, у Неро Мору, намечено построить благоустроенные поселки с больницами и школами.
Именно сюда, в Неро Мору, выбыл из Найроби слон Элеонор, чтобы принять участие в съемке кинофильма «Рожденная свободной».
Подъезжая к Ньери, я почему-то вспоминал отели, в которых мы останавливались на пути к этому городу.
Отель в Накуру, который я раньше не называл, именуется Стэг-Хед-отель. В переводе это означает «Гостиница — Голова взрослого оленя», и на эмблеме изображен крупнорогий ушастый олень явно европейского происхождения.
Отель в Томсонс-фолсе назывался «Ягоды» («Бер-рис»), а отель в Ньери…
Впрочем, сначала два слова о самом городе. Он расположен на отрогах Абердэрского кряжа, в долине, и мы увидели его как бы сверху, спускаясь в долину, — увидели довольно-таки высокие дома европейского склада, чистые, не забитые транспортом улицы, купы деревьев за домами… Промелькнула небольшая католическая церковь с крестом на шиферной крыше и для чего-то приставленной к стене лестницей… Но задели город мы лишь краем и центра его так и не увидели.
Отель же, в котором мы остановились, назывался «Аутспен-отель», и название нас поставило в тупик. Определенные ассоциации с английскими корнями были, но самое название оказалось трудно переводимым. В наиболее подробном из доступных нам словарей было сказано так: «аутспен — южно-африканское слово, означающее «распрягать»». Мне это очень понравилось, но потом я сообразил, что в Кении, собственно, «распрягать» некого: ни тяглового быдла, ни конного транспорта в Кении не существует.