Появление слонов не произвело никакого впечатления только на белых цапель, которые продолжали безмятежно спать среди зеленой осоки, по-прежнему спрятав головы под крылья.
…Над лесом, над озером раскинулась радуга— четкая, но со смешанными красками, зеленовато-фиолетовая, сине-зеленая, желто-розовая радуга, от которой веет весенней свежестью.
В озере — коричневые отражения деревьев.
Слышно, как чавкает глина под ногами слонов, как шумно выдыхают они воздух, копаясь в глине.
Поет, словно булькает, какая-то птичка в лесу.
На противоположной стороне озера, где растут белокорые деревья, тихо, как в немом кино, шествуют по густо-коричневому берегу водяные козлы с белыми «зеркалами» и светлыми шеями.
Стих холодный ветер, многих прогнавший с верхней террасы. В лучах солнца, которое уже низко, чуть порозовел лес и посветлела истоптанная земля у водопоя.
Небо — в неплотных облаках, оно светло-голубое у горизонта и цвета разведенной синьки над нами.
…Слоны все топчутся, все чавкает глина, и слышны тяжелые вздохи…
Когда мы приехали, день был теплый и тихий, и мы радовались, что нам не придется мерзнуть. Потом, правда, заметно похолодало, когда потянул с гор ветер и начал накрапывать дождь. Теперь снова потеплело и снова все стихло.
Просыпаются цапли и удивленно вытягивают шеи. «Чив-чив-чив», — совсем как в наших лесах, говорит некая птаха.
И вот «черная неблагодарность»: слоны уже всем надоели — пока они тут, больше никто не придет, а слоны все топчутся и топчутся вокруг отеля.
Провожая солнце, птицы теперь кричат на разные голоса, но где им состязаться с каменными воробьями на берегах Нила в Египте или Судане!
…Слоны наконец ушли. Уходили они вразброд, кому когда вздумается.
Медленно, словно преодолевая ветер, поднялись над отелем белые цапли. Я следил за тяжелым их полетом и снова вспоминал Иссык-Куль; я лежал тогда в засидке, и стая уток шла на меня, шла навстречу заходящему солнцу, и внезапный порыв ветра остановил стаю в воздухе, и утки затрепетали в солнечных лучах и в струях ветра, и я выстрелил в остановившуюся трепещущую стаю, и одна утка замертво упала с пробитым зобом, а прочие ушли в сторону от ветра и солнца… Я не люблю этого воспоминания, хотя оно очень зримо и красочно, и с удовольствием наблюдал, как тяжелые белые цапли, сделав прощальный круг над «Тритопсом», удалились куда-то по своим делам.
К озеру на водопой пришло семейство буйволов, могучих животных с массивными, сросшимися на лбу рогами. Буйволы не пожелали подойти к отелю, они делали все, что им нужно было, на противоположном конце озера.
…Вершины вокруг отеля — ближние вершины, во всяком случае — стали синими. И лишь далекий пик Кении еще розовеет.
…Булькают и покрякивают лягушки — солнце уже зашло. «Заработали» цикады, и все никак не успокоится какой-то певец-пискун из пернатых. Облака посерели у горизонта, но остались белыми над нами, и среди них плывет крохотный месяц, народившийся дня три назад.
С темнотой верхняя терраса опустела. Освоившиеся с «Тритопсом» временные обитатели его разбрелись по своим комнатушкам, устроились на защищенных от ветра нижних террасах, где на спинке каждого кресла висит теплый плед, предохраняющий от холода и от сырости, или прочно обосновались в баре перед электрическим камином… Егерь подружился с отцом веснушчатых подростков — они разъясняют друг другу мировые проблемы, всякий раз подтверждая свою — или собеседника — правоту бокалом виски с содовой.
Как ни странно, мужественнее всего переносят режим «Тритопса» подростки и старушки. Подростков мало, старушек много. Поднимаясь на верхнюю террасу, я неизменно обнаруживал там скорчившиеся фигурки ребят. А все нижние террасы заняты старушками, упорно взирающими сквозь очки на ночное пиршество зверья, которое освещено прожекторами с желтовато-зелеными стеклами, — прожектора имитируют лунный свет, и звери не пугаются его.
Володя Дунаев листает бухгалтерскую книгу, в которой собраны письменные и печатные отзывы о «Тритопсе», шутки, карикатуры. Большинство мужчин острит удивительно однообразно: ни одна ночь с женщиной, мол, не стоила имяреку так дорого, как ночь в «Тритопсе»… Вот карикатура на некоего генерал-губернатора. Уже насладившись чудесами «Тритопса», генерал-губернатор встретил на обратном пути носорога. Не очень молодой и не обладавший стройной фигурой, генерал-губернатор, оказалось, по ловкости не уступал Тарзану: в считанные мгновения он очутился на вершине ближайшего дерева… А вот история дамы — дамы, которая поначалу так увлеклась превосходно подобранными напитками в баре, что ее пришлось проводить спать; проснулась дама после того, как самые терпеливые слоны отбыли восвояси, и дама устроила скандал. Помочь ей никто ничем не смог, но, когда машина отвозила оскорбленную даму в «Аутспен-отель», на дорогу случайно вышел слон и дама грохнулась в обморок… Всякое, наверное, случалось в «Тритопсе», и, наверное, еще немало забавного можно было вычитать в бухгалтерской книге, но я все-таки предпочел подняться наверх.