Появление вазунгу — европейцев — в глубинной деревушке привлекло всеобщее внимание, но, когда Вамбуа разъяснил цель нашего визита, любопытные, показав нам дом Кирори Матоку, деликатно разошлись.
Деревня Руримо, в которой мы очутились, была совсем не похожа на все прочие деревни, которые мы видели. Дома не жались здесь робко стеной к стене, но с сибирской щедростью были разбросаны по земле африканской. Именно дома, а не глиняные хижины.
Микробас наш остановился у сложенного из камней, с зеленой дверью дома под заржавевшей гофрированной крышей. Нам сказали, что дом принадлежит Кирори Матоку, но выглядел дом нежилым.
Вскоре мы заметили высокого человека в черном костюме, изо всех сил спешившего к нам. Спешить ему было трудно, ноги его с вывернутыми внутрь ступнями заплетались, и корпус поэтому странно раскачивался, но все-таки человек почти бежал, и мы пошли ему навстречу.
Кирори Матоку и Герман Гирев обнялись, как старые друзья. А потом мы расселись на бревнах, валявшихся вокруг недостроенного дома, и я рассмотрел Кирори Матоку. Был он уже немолод, и голова его казалась покрытой париком из серой каракульчи — он сам сказал нам, что ему уже шестьдесят семь лет и восемь лет он провел в тюрьме — его выпустили всего четыре года назад. Он сохранил способность весело смеяться, и только, когда он задорно смеялся, его светло-коричневое, еще не старое лицо покрывалось сеткой морщин…
Позднее мы еще раз увиделись с Кирори Матоку — он нагнал нас в Найроби и каждому привез в подарок фаршированную курицу, — но я, вспоминая, видел его все-таки не в тропическом саду нашего отеля в Найроби, а в деревне Руримо, сидящим на бревнах, в окружении индюков и кур, деловито сновавших у дома, на фоне зеленых, с красными проплешинами холмов… Там, на холмах, виднелись дома под черепичными крышами, плантации бананов, курчавые деревья вокруг них. У недостроенного дома и сарая росли эвкалипты и кипарисы и пахло свежеструганным деревом и чуть примятой зеленой травой…
До ареста Кирори Матоку был зажиточным крестьянином-предпринимателем. Ему принадлежали два грузовика, автобус, он имел немало шиллингов на счету в банке, он владел земельным участком размером в шесть целых двенадцать сотых пять тысячных акров — цифру Кирори Матоку назвал с типично крестьянской скрупулезной точностью… Он и в разговоре с нами печалился не столько о том, что просидел порядочный срок в тюрьме, сколько о том, что потерял и машины, и землю, и дом, и деньги…
Но что же привело его в тюрьму?.. Во время одной из эпидемий в местном госпитале одна за другой умерли двадцать пять кенийских женщин… Кирори Матоку обвинил в их смерти врачей и призвал жителей окрестных деревень отомстить врачам и разгромить госпиталь… Увы, типичный случай стихийного протеста, вызревшего в среде неграмотных, забитых людей… Толпу, которую возглавлял Кирори Матоку, разогнали солдаты. Они спасли врачей и госпиталь, а самого Кирори Матоку бросили в тюрьму.
Его допрашивали, его избивали, его пытали, его шесть раз подводили к виселице, грозя повесить и требуя, чтобы он признался в принадлежности к террористам… Но в чем он мог признаться?
Его переводили из лагеря в лагерь. Он называет их: Лангата, Маньяни, Макино Рори, снова Маньяни, Союзи на берегу озера Виктория, Одьяго, Лодуа, Караба, Майовам… Он не понимал, почему его переводят из лагеря в лагерь, из тюрьмы в тюрьму, он не понимал, чего от него добиваются и почему вдруг однажды в лагере Союзи английские солдаты открыли из пулеметов огонь по ногам выстроившихся в шеренгу заключенных — именно тогда ему перебили обе ноги…
Теперь он на свободе. Жена дождалась его — она стоит рядом, немолодая полная женщина в голубой косынке, концы которой завязаны на затылке. И уцелели оба сына, хотя им тоже пришлось побывать в тюрьме.
А теперь Кирори Матоку обеспокоен строительством дома, которое затянулось дольше, чем он рассчитывал, и огорчен, что не может хорошо принять нас— они живут пока в сарае. Он надеется вновь открыть магазин (у него раньше была небольшая лавка) и рассчитывает, что власти компенсируют ему потерю грузовиков и автобуса и вернут землю. Самому ему не пришлось учиться, но он надеется, что сыновья его получат высшее образование, и, может быть, даже в Советском Союзе.
…Когда мы уезжали, он долго махал нам рукой и, ковыляя, шел следом за микробасом по тенистой эвкалиптовой аллее.