Есть вещи земные. Они от начала до конца существуют в своем земном воплощении и очевидны от зачатия до последнего вздоха. На таких вещах держится земная юдоль. И в нее верят все те, кто однажды утрачивает свою лунную, а затем и солнечную составляющую. По крайней мере, у Алика Молчанского бывалая воровка Лидия выдавила его тончайшую лунную сущность в эту по-летнему безоблачную сентябрьскую ночь. Ее зыбучий совиный крик превратил взрослеющего сорванца в неузнаваемого злобного филина…
С той ночи на Булочной и Красноармейской начали громить ларьки и киоски, и вчерашние офицеры со СМЕРШ’а, перекочевавшие в Киевское УГРО, подняли на засады полк Особого назначения. Юный филин еще не оперился, а охота на филина началась... Крепкая и беспощадная... Да и Лидке в жаркой ее постели одного юного ганыф –филеныша было, конечно, мало.
11
По заявлению Белошицких у бабы Жени отключена газовая плита. Саму плиту тут же распорядительно отобрали и передали кому-то на Зеленую барачную улицу, а баба Женя принялась готовить стряпню на стареньком примусе. Запах керосина от одной довоенной конфорки перебивает запах всех газовых конфорок из шести остальных «пеналов», где пыхтит по две, а то и по четыре конфорки.
Будь бы это не наш общий красный барак, а мифическая реактивная Избушка-из-пушки, то взлетала бы она в небо не от наших восемнадцати газовых условных сопел, а от одного реального керосинового сопла легендарного старушечьего примуса. С виду и по сути, – дрянь дело, но за неимением иного теплового оружия баба Женя драит свое сокровище демонстративно песком у палисадника Белошицких, иногда забывая и бросая его прямо под осенним дождем. Тогда я нахожу запчасти от этого древнего чуда Маниту и передаю их бабушке Еве. Бабушка Ева передает подобранное юным следопытом имущество бабе Жене, а сама год за годом читает одну единственную настольную книжку «Следопыт» Фенимора Купера в обложке слонового цвета.
С бабой Женей в наш дом врывается перегар, но ей не отказывают согреть тазик воды «попарить старые кости». Дальше прихожей соседку не впускают – воровата, однако она то и дело норовит прорваться хотя бы в центральную светлицу. Но однажды баба Женя немеет. Ее взгляд упирается в старое трюмо с зеркалом Соломона и старая женщина вскрикивает, усматривая в нем нечто ото всех прочих до времени скрытое, сакральное и неотвратимое. Похоже, она видит свою предстоящую смерть. Она вздрагивает, пятится и на следующее утро заносит в наш дом когда-то пропавшие один за другим ножи.
– Кажется мне, Ева, между добрыми людьми не принято отдавать острые вещи, но, – тут баба Женя мудро поднимает правый указательный палец, – отдам-ка я вам ваши столовые ножи тупыми. Я ведь с тех пор, как их у вас одолжила, не разу и не точила...
– Так уж и одолжила, Евгения Марковна? – пытается уточнить моя бабушка, но женщина с ругательным именем (почему-то дед посылал бабушку, а та его туда же и всегда по одному и тому же адресу – к Евгении Марковне), добродушно пропускает укол бабушки и говорит страшным шепотом:
– Скажите, Ева, только честно, вам не страшно жить с эдаким зверем?
– С Наумом, что ли? Да он же у меня, как барашек...
– Да бросьте вы притворяться...
– Я никак не возьму в толк, скажите конкретней...
– Я о зеркале.
– А что зеркало?
– Я видела в нем свою смерть!
– Вы больше ничего там не видели?
– Послушайте, Ева. В канун Нового года поплотнее закрывайте по ночам свою дверь. А мне это уже не поможет.
– Это почему же?
– Стара я уже все помнить: закрою, не закрою – какая разница. От своей смерти не уйдешь, но ваше зеркало я бы вынесла туда, откуда вы его взяли. Вредительское оно...
– Женя, что вам дать, чтобы вы закрыли свой рот?
– Ой, Евочка, дайте мне двадцать копеек!.. Я вам их ей Богу отдам...
– Женя, вы бы при детях не божились, все равно ведь соврете...
– А ты так просто дай, по-хорошему... Все равно ведь скоро помру.
– За двадцать копеек, Евгения Марковна, я и Мишке, и Иде куплю по пачке мороженого...
– Бабушка, идем за мороженым! – вмешиваюсь я.
– Достанешь ты у нее мороженого, внучок...
– Он вам, Евгения Марковна, не внучок.
– Но и мороженого ты ему за так просто не купишь.
– Женя, идите! Вам надо будет согреть воды, так вы ее не получите!..
– Сколько надо будет мне воды, столько согреешь. Войну ведь прошла, в сталинской эвакуации была. Совесть заест...