Оглянувшись, я в последний раз посмотрела на мерцающий клин морской глади, потом повернулась лицом к северо-востоку и поспешно двинулась, пробираясь сквозь заросли деревьев, по направлению к лощине, которая, словно сворачиваясь в трубочку, ввинчивалась в склон горы.
ГЛАВА 2
Остановиться в конце концов меня заставило ощущение голода. Что бы ни побудило меня совершить эту одинокую прогулку, но под влиянием сего порыва я довольно быстро прошла приличное расстояние, прежде чем снова задумалась о еде.
По мере того как ущелье расширялось, дорога становилась все круче, деревья редели, и сюда все больше проникал солнечный свет. Теперь тропинка узкой полоской петляла по отвесной скале, а внизу, под ней, бежала речка. Другая сторона лощины находилась от нее на некотором отдалении; на склоне, усеянном камнями и низкорослым кустарником, местами встречались деревца, однако солнечные лучи свободно проникали сюда. Теперь, с приближением вершины скалы, тропинка становилась все круче. Создавалось впечатление, что ею не часто пользовались; сплошь и рядом ветви кустарников свешивались над ней, преграждая путь, а один раз мне даже пришлось остановиться, чтобы подобрать с земли стелющийся побег сиреневой орхидеи, лежавший прямо у моих ног. Однако мне удалось устоять против искушения заняться цветами, хотя росли они буквально в каждой трещине скалы. Я была голодна, и больше всего на свете мне хотелось подыскать какое-нибудь ровное местечко на солнце, у воды, где бы я смогла передохнуть и позавтракать, хоть и с опозданием.
Впереди меня, справа, из-за скал доносилось журчание воды, оно казалось ближе и громче, чем шум реки подо мной. Похоже, это был боковой приток, падающий с более высоких скал и вливающийся ниже в основное русло.
Я прошла вперед и увидела его. В том месте, где скала была разрушена, сверху струился небольшой ручеек. Он стремительно пересекал тропинку, образуя водоворот вокруг камня, положенного для перехода через поток, и вновь с головокружительной скоростью обрушивался вниз, по направлению к реке. Я не стала переходить через ручей. Вместо этого сошла с тропинки и, не без труда вскарабкавшись вверх по валунам, окружавшим приток, выбралась на залитый солнцем открытый участок у края лощины.
Через несколько минут я нашла то, что искала. Взобравшись на груду разбросанных в беспорядке белых каменных глыб, поросших маками, я очутилась на небольшой каменистой площадке, окруженной вздымающимися вверх скалами. С южного края площадка была открыта, и перед моим взором предстали головокружительный спуск вниз и мерцавшее вдали море.
Осмотревшись, я увидела полянку асфоделей, заросли папоротника у самой воды, одно-два деревца рядом с отвесными скалами, а в расселине высокой скалы — сам ручей, струящийся среди зелени и образующий тихую запруду под яркими лучами солнца, прежде чем нести свои воды дальше, через маковое поле у края ущелья.
Я сбросила сумку с плеча и поставила ее среди цветов. Потом опустилась на колени у заводи и погрузила ладони в воду. Солнце припекало мне спину. Момент необузданного восторга прошел, счастье уже не било через край — осталось лишь ощущение глубокого физического удовлетворения.
Я наклонилась, чтобы напиться. Вода была ледяной, чистой и жесткой — пьянящее вино Греции, столь ценное, что с незапамятных времен каждый источник охранялся своим собственным божеством, наядами речек и ручьев. Без сомнения, и сейчас какая-то наяда охраняла этот ручеек, затаившись и выглядывая из-за свешивающихся листьев папоротника… И вот что странно (я вдруг непроизвольно оглянулась и бросила мимолетный взгляд через плечо на эти самые заросли папоротника): и в самом деле создавалось ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Да уж, действительно, божественная, таинственная, чудесная страна, где стоит только склониться над заводью, как чувствуешь на своей спине чей-то взгляд…