— Нет-нет, Ирена… Не говори так, я не желаю это слышать! Что еще ты хочешь от меня? — Станислав поднял на Свенцицкую полные слез глаза. В его лице не было ни кровинки.
— Я всегда знала, что ты разумный человек, Стас, — Ирена потрепала его по плечу, — мы вполне сможем договориться, как обычно. Ты сейчас просто продаешь эту квартиру и никогда в жизни больше не делаешь мне больно. Женишься на мне, и мы живем как нормальная семья. И никаких больше эксцессов, неожиданностей, слышишь? Иначе в одно прекрасное утро к тебе в дверку позвонят — и тю-тю… Гуд-бай, май лав, гуд-бай!
— Господи, да прекрати ты! Ты ненормальная, Ирена. — Вознесенский уже почти рыдал. Свенцицкая медленно и с удовольствием рвала Лерину футболку.
— Оревуар, мой друг. До встречи дома! — Свенцицкая ослепительно улыбнулась и вышла, швырнув в лицо Станиславу остатки футболки. — У твоей дурочки не было и никогда не будет вкуса!
Уже на следующий день квартира Вознесенского вместе со всей мебелью была выставлена на продажу. Ее довольно быстро приобрел неизвестный покупатель.
Глава 12
СПЛОШНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
В конце зимы Свенцицкая решилась навестить Селену. То, что происходило в их совместной жизни с Вознесенским, было за гранью ее понимания, и чаша терпения Ирены была переполнена. Ежедневные скандалы и разбирательства стали единственной реальностью жизни. Несколько раз дело доходило даже до драк и битья посуды. Ирена стала еще более резкой и нервной. Она раздражалась от каждого его действия: ее тошнило, когда он жевал, бесило, что он валяется со страдальческим видом на диване, глотает таблетки, храпит ночами. Хотелось вышвырнуть его из своей квартиры, сделать ремонт и начать все сначала.
Свенцицкая продолжала пить. Сначала понемногу, потом все больше — чтобы отключаться от изматывающей душу реальности. Остановиться было трудно, практически невозможно. В Москве Ирена так и не прижилась, друзей здесь у нее не было. Местные тусовщики быстро утолили свой интерес к Свенцицкой и стали ее избегать. В российском мире моды слишком часто зажигались новые звезды! Ирена затосковала по своей модельной студии в Париже, комфортной жизни, старым друзьям. Она вдруг поняла с оглушительной ясностью, что и в России ей уже нет места. Проведенные в Европе годы легли глубокой пропастью, перешагнуть которую не хватало сил. К тому же серая февральская слякоть, грязные улицы, несчастные люди вокруг вгоняли Свенцицкую в состояние депрессии. Это было совсем не то, ради чего она согласилась тогда перелезть через кладбищенскую ограду.
Вечерами ей иногда звонил Эжен. Это происходило все реже. Он стал несколько отстраненным, далеким и совсем взрослым. Ирена узнала, что он готовил свою молодежную коллекцию «Jenka» для участия в каком-то европейском дизайнерском фестивале. Он был весь в этом, Ирена улыбалась грустно, слушая его, как будто смотрела на себя, недавнюю, со стороны. Она немножко завидовала ему, но боялась в этом признаться даже себе. Кто-то, очевидно, помогал Эжену деньгами, но Свенцицкая не спрашивала — кто. Мальчик вырос и имел полное право распоряжаться своей жизнью так, как хотел. Она перестала настаивать на его переезде в Россию, смирившись с тем, что он уже не приедет.
Однажды утром, проснувшись с тяжелой головой, Свенцицкая, как обычно, долго лежала в постели, потом встала и сварила себе кофе. Она ощущала, что внутри нее скопилась энергия, искавшая выхода. Скоро будет взрыв! Ирена хорошо знала такие свои состояния и хотела упредить неприятности. Все надоело до чертиков! Надо возвращаться в Париж, начинать нормальную жизнь, работать. Эжен в этом смысле был для нее отличным стимулом.
С коллекцией «весна — лето» она, конечно, уже опоздала, но еще можно успеть разработать следующую «осень — зиму». Придумать новую марку, раскрутиться быстро! Тем более что остались какие-то наброски арабской коллекции, которую она так и не завершила. Этника всегда в моде! Конечно, с этой коллекцией были связаны печальные воспоминания о Мухаммеде, но что делать… Она вспоминала о нем все чаще. И зачем только она тогда, бросив все, поехала в Москву? Как будто через этот день пролег разлом ее судьбы, после которого все пошло наперекосяк.