По прошествии нескольких месяцев в Париже Свенцицкая поняла несколько важных вещей. Во-первых, за последние годы имя ее было основательно забыто. Ее звезда просияла один раз на небосклоне европейской моды и мгновенно закатилась. Бывшие подруги общались с ней настолько прохладно, что второй раз прийти к ним в гости у Ирены не хватало решимости. Пылкие некогда любовники не желали даже встречаться с ней, многие удачно женились. В конце концов Свенцицкая купила себе небольшую квартирку в стороне от центра Парижа и жила там затворницей. Телефон молчал сутками. В шкафу висели десятки выходящих из моды нарядов, которые ей было некуда надеть. Ирена начинала терять самообладание. Однажды вечером в полном отчаянии она приехала к Эжену поговорить.
— Неужели ты не понимаешь, что без денег ты не сможешь раскрутиться, Ирена? Вспомни, как все у тебя было раньше — ты же не знала цены франку! Деньги появлялись из ниоткуда по первой твоей просьбе! Ты никогда не думала о том, откуда они берутся. Теперь все иначе. Значит, в этих условиях ты должна проявляться в творчестве, мастерстве, совершенствоваться, брать другим, не деньгами, понимаешь? Хорошо быть гламурной дамой, когда ты можешь все это оплатить, но сейчас не твоя ситуация…
— Что мне делать, Эжен?
— Давай попробуем что-то сделать вместе, Ирена, — озабоченно предложил сын, — кстати, ты ужасно выглядишь. Что, снова пьешь?
Ирена отрицательно помотала головой, потом расплакалась.
— Тебе нельзя пить, ты помнишь, чем это может кончиться, — поежившись, продолжал Эжен. — Тебе надо лечиться. Обещай, что прежде всего ты займешься именно этим. А все остальное — потом.
Ирена униженно кивнула головой.
— Но если хочешь, давай помоги мне в работе над коллекцией. Я сейчас как раз разрабатываю этническую арабскую линию… Ту, которую ты когда-то забросила,
— Арабскую? — как зачарованная повторила Ирена. — А почему именно ее?
— Я тебе не говорил, — сказал Эжен после паузы, явно колеблясь, — ты помнишь Мухаммеда?
— Да-да, конечно! — оживилась Свенцицкая, и ее глаза заблестели. Перед внутренним взором мгновенно встал смуглокожий красавец араб. — Ты о нем что-то слышал? Где он сейчас?
— После того как ты бросила меня тут одного, он мне сильно помог. Он часто бывает у меня. Мы друзья. Только он очень просил, чтобы ты об этом не знала. Он не хочет тебя видеть, даже слышать не может. Ты разбила его веру в женщин. И мою тоже… Он единственный из всех поверил в маня, понимаешь? Когда я остался тут совсем один! Помог сделать первые шаги, поддержал. Когда ты говорила, что я бездарность и не обращала на меня никакого внимания, поглощенная своим Вознесенским! Так что ты не имеешь права меня осуждать! — Последние слова Эжен почти выкрикнул.
— Осуждать? — искренне удивилась Свенцицкая. — За что?
А Эжен продолжал говорить так же быстро и взволнованно:
— Он стал моей опорой и поддержкой. Он тормошил меня, заставил работать, когда я проваливался в депрессию. С ним я впервые прыгнул с парашютом и погрузился с аквалангом. Он дал мне силы, сделал так, чтобы я снова жил, имел возможность работать!
— Да что ты так разволновался, успокойся! — попробовала смягчить ситуацию Ирена. — Это хорошо, что у тебя есть друг. Скажи, а я могу с ним встретиться?
— Ты опять ничего не поняла, Ирена! — горько сказал Эжен. — Ничего…
— Ты обижаешься на меня? Прости, я не хотела тебя огорчить. — Свенцицкая потянулась было к сыну, чтобы обнять, но он отстранился.
— Я не обижаюсь, Ирена. Это совсем другое. Все так, как есть, ничего не изменишь. Но я хочу тебе помочь чем смогу. Есть несколько женских моделей, которые еще нужно доделать. Я не успеваю. — И он подробно описал Ирене, что именно ему нужно.
Ирена смотрела на сына. Как изменился он за последние годы! В нем по-прежнему была какая-то хрупкость и беззащитность, утонченность, но одновременно появились сила и дерзость, которых не было раньше. Он выглядел немного старше своих лет. Зеленые глаза на смуглом лице были грустными и серьезными. Или она просто раньше этого не замечала? Сын за эти годы стал для нее незнакомцем…
Выпив в баре неподалеку несколько порций виски, Ирена отправилась домой. Машина была ее утешением в горькие минуты. Великолепный серебристый «порше», подаренный чувствующим свою вину Вознесенским. Сверкающий осколок прежней беззаботной жизни, которая теперь так далеко. В нем она иногда чувствовала себя той, другой Свенцицкой — уверенной в себе и счастливой. Ирена нажала на педаль газа и полетела в сторону дома. Иногда ей так и хотелось — замереть в этом полете.