— Почему ты молчишь? Тебе со мной плохо или у тебя есть кто-то другой? — периодически допытывался Маркус, отчаявшись добиться от Леры согласия.
— Нет, мне с тобой очень хорошо. Спокойно. Лучше, чем с кем бы то ни было, — отвечала она совершенно искренне, — я живу с тобой, и никого, кроме тебя, у меня нет, ты сам прекрасно знаешь.
Маркус об этом знал. Лера почти все время проводила дома или в саду у бассейна, а когда она уходила по делам, он всегда был в курсе, где она и чем занимается. Но от этого не становилось легче. Наоборот, с каждым днем он все больше опасался потерять ее, не спал ночами, все думал, уткнувшись лицом в подушку. Он бы отдал все на свете за то, чтобы хоть на миллиметр глубже проникнуть в эту загадочную русскую душу, понять, что чувствует Лера, каждую ночь доверчиво опуская голову на его плечо. И каждое утро ему больно было будить ее, потому что она никак не хотела выходить из своих снов, в которых видела что-то такое, о чем никогда не рассказывала ему. Она читала странные книги по астрологии, философии, мистике, которые находила в местной библиотеке. Это немного раздражало его: он предпочел бы, чтобы она читала на немецком, и он мог понимать то, о чем она думает. Он понимал, что Лера пытается отыскать в этих книгах ответы на вопросы, которые мучают ее. Но что это были за вопросы, Маркус не имел ни малейшего представления.
— Зачем ты читаешь такие книги? — искренне удивлялся он.
— Я пытаюсь лучше понять себя и людей, узнать, зачем мы приходим сюда, живем, страдаем, встречаемся, — отвечала она серьезно. — Вот ты, например, знаешь, зачем мы встретились? И где встречались раньше?
Маркус понимал, что люди обычно встречаются, чтобы вместе работать, жить, растить детей. Но это было явно не то, что его подруга имела в виду. А что значит, «где встречались раньше», он вообще не представлял. Маркус никогда не задумывался о проблемах реинкарнации.
Чтобы стать Лере ближе, что-то понять в ее туманном внутреннем мире, он взял в библиотеке несколько книг, которые пролистывал когда-то, еще будучи студентом: «Братья Карамазовы», «Война и мир», «Преступление и наказание». Сейчас он читал их совсем по-другому: внимательно, вдумчиво, то и дело возвращаясь к уже прочитанному. Даже начал потихоньку учить русский язык. Несмотря на это, он мало что понял, кроме, пожалуй, того, что многие русские имеют, вероятно, какую-то чудинку, толкающую их на гибельные поступки и в водоворот роковых страстей… Никакой логики — только необъяснимые проявления чувств, взрывы эмоций! Он узнавал эту странность в Кандинском, по которому уже больше сотни лет сходила с ума Европа, в негармоничной музыке Шостаковича, в огненном танце Нуриева… Было отчего сломать голову!
Лера и Маркус сходились только в одном — в их общей любви к античному искусству, древней истории, мифологии. У Маркуса была великолепная подборка книг по этим темам, к тому же в этой области он был действительно знаток и редкий специалист. Вечерами он часто рассказывал Лере об особенностях древнегреческого скульптурного портрета или об архитектуре Древнего Рима, о фресках, камеях, барельефах… Лера слушала очень внимательно, что-то уточняла, переспрашивала. Это были редкие моменты, когда Маркус был спокоен. Вместе они ездили в Париж, чтобы рассматривать в Лувре великолепные образцы древнего искусства.
Нащупав эту тонкую ниточку эмоциональной связи, Маркус стремился всячески поддерживать интерес Леры.
— Мечтаю, чтобы в моей галерее был твой портрет, написанный каким-нибудь известным современным мастером, который останется на века, как шедевр искусства, — признавался он, — вот только не знаю, кто бы мог нарисовать тебя так, чтобы передать твою истинную суть, а не внешнюю оболочку. Нарисовать твою загадку…
— Наверное, где-то есть такой мастер, — смеялась она, — но всему свое время.
Каждый день Лера встречала его, приходящего с работы, с неизменной застенчивой улыбкой и горячим, вкусным ужином, хотя он строго запрещал ей готовить, убираться в доме, долго работать за компьютером. Маркус хотел, чтобы его любимая женщина цвела, не омрачая свою жизнь бытом и пустыми проблемами. На день рождения он купил ей новый красивый автомобиль и настоял на том, чтобы Лера научилась водить. Она сначала упиралась, а потом ей даже понравилось. Несколько раз в неделю Маркус приносил в дом охапки свежих цветов, как это принято у русских. Он дарил ей самые изысканные серебряные кольца и браслеты, которые только мог найти. Золота она не переносила. Раз в несколько месяцев он разрешал ей уезжать в горы к ее странной подруге, которая жила во французской провинции жизнью затворницы и предпочитала общество лошадей человеческому. Каждый день он говорил Лере много романтических слов и устраивал дома вечера с шампанским при свечах. Он сочинял красивые стихи, устраивал розыгрыши, делал все, что было в его силах, чтобы только любимой было хорошо с ним. Но ее улыбка оставалась такой же загадочной и печальной, как будто глубоко внутри она хранила какую-то тайну, которую он никогда не сможет постичь.