— Кто вы? — робко поинтересовался он, снова начиная думать, что это конкуренты по-тихому сводят его с ума.
— Вестник, неужели не ясно? Хранитель твой. Вот тут все дела твои записаны, — в руках у посетителя появился пухлый гроссбух, — и как троих человек угробил, а вину на четвертого свалил, который в тюрьме потом помер, и как от сестры своей единокровной отрекся, и как взятки в Госдуме давал и по притонам во Франции ходил. Все зафиксировано и в свой час будет передано в высшую инстанцию. У тебя очень дисциплинированный хранитель.
Гость собрался было сказать что-то еще, но Вознесенский возбужденно перебил его:
— Ну если ты и вправду хранитель и вестник, то скажи, какую ты мне весть принес и от кого и что со мной дальше будет?
Незнакомец задумчиво почесал где-то в районе головы. Сияние в комнате усилилось.
— Вообще-то я люблю приносить добрые вести. Но это большая редкость по нынешним временам. Это заслужить нужно. Руководитель мой, архангел Гавриил, как раз на этом и специализируется, а мне приходится разные поручения выполнять. И не только, кстати, от Бога. У оппонента его, Дьявола, вестей куда как больше. Людей не хватает. Вот и приходится помогать… Тем более не всегда и отличишь, кому от кого вести приносишь. Одному новостями по голове настучать надо как следует, как тебе например, другому моему подопечному поэту рифму подсказать или философу какому пару мыслишек подкинуть, — это все от кого известия? Сам не знаю. В основном с людьми творческими общаюсь, они тоньше, с ними интереснее. Я ведь тоже личность динамичная, творческая. А вообще все в мире относительно. Вот сейчас у тебя в голове треугольник, а присмотришься повнимательнее — оказывается, не треугольник вовсе, а квадрат. Развернешь его в пространстве — да это и не квадрат вовсе, а куб многосторонний и так далее…
Гость прервал рассуждения, снова посмотрел на Станислава внимательно и сказал печально:
— Не понимаю, как себя можно было до такого состояния довести! С таким-то научно-культурным багажом! Старик Платон рыдал бы, на тебя глядя. А она никогда не стала бы разговаривать с тобой в ту ночь в оливковой роще…
— Какие, к черту, треугольники, кубы, какой Платон? Что за чушь ты несешь, кем бы ты ни был! Роща оливковая! Книжку «Как свести с ума мужа» прочитал, что ли? Так я ее тоже читал, обученный. НЛП на курсах изучал у известного академика, магистра разной магии. Меня не проведешь! Если ты такой умный, что же про меня ничего не сказал! Как мне с Леркой и с Иреной разбираться? Они же действительно меня с ума сведут! — забыл о страхе Стас.
— Намеков, как видно, ты не понимаешь! Ну да ладно. Не они тебя с ума сведут, твои женщины прекрасные, а сам ты себя сведешь, если ни до чего другого не додумаешься! И надо же было этому болвану поручить сыграть такую роль в мировой культуре! — Гость ехидно усмехнулся. — Ты тут все время твердишь о каком-то своем выборе, свободный ты мой! Так вот, пожалуйста, выбирай: сейчас ты еще на самом деле свободен. То есть не совсем, конечно, но в рамках разумного, — тебе как раз хватит. Я и правда очень старался, — с обидой в голосе продолжил хранитель, — такую девушку тебе прислал. — В его глазах появилась нежность. — Танцовщица моя, вдохновительница! С ней тебе невозможно было бы ошибиться, она бы тебя наставила на путь истинный. Знаешь, сколько посвящений она прошла, чтобы с тобой, олухом, здесь встретиться? Впрочем, с ней у нас разговор особый, у нее своя чаша печалей, которую, увы, придется ей сполна испить. Но танец свой главный она еще станцует. Надо исправлять прошлые ошибки, учиться любить моей лунной девочке. Только иногда, для того чтобы двинуться вперед, приходится возвращаться назад. Вы, люди, этого никак не хотите понимать. А ты опять перетрусил и вызвал эту рыжую, как ее? Ах да, Ирену. — И гость недоброжелательно уставился на Станислава.
— Не вызывал я ее! — запальчиво выкрикнул Вознесенский. — Она сама приехала! Ей мои сотрудники позвонили…
— Это тебе только так кажется, — благодушно возразил гость, — у любого действия есть скрытые причины. А я ее на машине подвозил, так что знаю, что к чему. Но пора делать выбор, хотя тебе ой как не хочется! Подумай хорошенько!
И неожиданно для Станислава гость быстро протянул ему мольберт и краски. Вознесенскому стало так страшно, как не было никогда в жизни, и он что есть силы оттолкнул дары вестника. Тут же в комнате померк свет, где-то вблизи громыхнул гром, мебель в комнате заходила ходуном, потолок выгнулся куполом.
— Свершено! — произнес чей-то суровый голос. И тут же со стен и потолка полилась на Вознесенского сначала тяжелыми маслянистыми каплями, а потом и мутными горячими потоками какая-то жидкость, которую он принял сначала за растекшуюся краску. Но потом, когда ее потоки начали заливать лицо, он почувствовал, что это не краска вовсе, а самая настоящая кровь.