Как только взошла луна, со стороны внутренней террасы послышался странный тихий вздох. Стентон выпрямился и стал внимательно смотреть под арку, вскинув ружье.
— Стентон, — осторожно позвал я. — Что вы видите?
Он сделал знак рукой, призывая меня к молчанию.
Я повернул голову, чтобы взглянуть на свою жену, и чуть не вскрикнул. Эдит лежала на боку. Ее лицо, выглядевшее несколько карикатурно из–за респиратора, закрывавшего ей нос и рот, было обращено наверх, в сторону луны. Она снова спала глубоким сном.
Я опять повернулся, чтобы окликнуть Стентона, и, случайно скользнув взглядом по вершине лестницы, остолбенел от изумления. Лунный свет стал непрозрачным: он, казалось… как бы это выразиться… свернулся… как сворачивается молоко. Сквозь него бежали маленькие искорки и прожилки ослепительно яркого огня. Какие–то странные вялость и апатия, непохожие на сонливость предыдущей ночи, навалились на меня. Скованный по рукам и ногам, я не мог даже помыслить о том, чтобы пошевелиться. Я пытался крикнуть Стентону… я не мог даже двинуть губами. Гудвин, я не мог даже перевести взгляд в другую точку.
По счастью, Стентон оказался в поле зрения моего неподвижного взгляда, и я видел, как он, прыгая по ступеням, направляется к входным воротам. Мне показалось, что это странное, похожее на свернувшееся молоко свечение поджидает его. Стентон вошел в сверкающий туман… и скрылся у меня из глаз.
Наступила такая тишина, что я слышал удары своего сердца. Прошло несколько секунд и словно хлынули звонкие струйки дождя, заставляя сердце радостно и учащенно биться и тут же сжимая его крохотными ледяными пальчиками… а потом… из внутреннего дворика до меня донесся, прорезав лавину тренькающих звуков, голос Стентона: дикий крик… нет — вопль, наполненный чувством безмерного блаженства и невыносимого ужаса!
И опять наступила тишина…
Я силился разорвать опутавшие меня узы и не мог… даже опустить веки; глаза, сухие и воспаленные, мучительно болели.
А потом, Гудвин, я в первый раз в жизни увидел то, что не поддается никакому описанию!
Мелодичный перезвон стал еще громче. С того места, где я сидел, была видна подворотня и базальтовые ворота над ней, разбитые и покоробленные, они возвышались над стеной футов на сорок — совершеннейшие развалины, абсолютно неприступные.
Из подворотни во все стороны брызнули лучи яркого света. Он нарастал, становясь все интенсивнее, он лился бушующим потоком… и из этого потока света вышел Стентон!
Это был Стентон. Но Боже… Что за вид!
Сильная дрожь сотрясла тело Трокмартина.
Я ждал продолжения… не в силах пошевелиться…
ГЛАВА 5. ЛУННЫЙ БАССЕЙН
— Гудвин, — Трокмартину наконец удалось справиться со своими чувствами, — я могу описать его, разве что предложив вам вообразить себе свет как живое существо — вот в каком виде Стентон появился передо мной. Свет переполнял его и изливался через край. Сияющее облако крутилось вокруг Стентона, пронизывая его насквозь огненными вихрями, светящимися щупальцами, сверкающими и блистающими спиралями.
Лицо Стентона излучало такой необыкновенно сильный восторг, что его не смог бы вынести ни один живой человек, и в то же самое время непередаваемая скорбь омрачала его; я бы сказал, что его лицо вылепили, работая в мире и согласии, одной рукой Господь Бог, а другой — сам Сатана. Вы уже видели, Гудвин, такое выражение на моем лице, но вы даже не можете себе представить, в какой сильной степени лицо Стентона отражало эти нечеловеческие чувства. Широко раскрытые глаза Стентона неподвижно уставились в одну точку, будто он заглянул к себе в душу, увидел там сразу и адскую бездну и райские кущи!
В свечении, со всех сторон охватившем Стентона и наполнявшем его изнутри, виднелось нечто вроде постоянно меняющего очертания ядра, и эта, напоминавшая по форме человеческую фигуру сердцевина, то растворяясь в сияющей дымке, то концентрируясь снова, пронизывала тело Стентона крутящимися вихрями. При каждом таком проходе оно содрогалось и испускало волну пульсирующего света. Я заметил, что поверх светящейся туманности, разделяя ее беспрестанное движение, спокойно и безмятежно перемещались семь небольших шаров, окрашенных в различные цвета: они походили на семь маленьких лун, плывущих над облаками.
Потом Стентон быстро поднялся… взлетел как на крыльях на вершину неприступной стены и пошел вдоль нее. Сияние ослабло, почти слившись с лунным светом, мелодичное позвякивание стало затихать. Я снова попытался пошевелиться. Слезы, скатываясь из–под неподвижных век, заливали мне лицо, и это приносило некоторое облегчение моим измученным глазам.