– Дети такие непоседы…
– Когда мы последний раз виделись, ты сказал, что уже не помнишь что такое быть ребенком.
– У меня хорошее воображение.
– Как там Селена?
– А как там Земля?
– Джим обещал прислать мне фотографии своих чернокожих друзей.
– Там много чернокожих?
– Не везде.
– У нас их совсем нет.
– Представь, если бы были. Думаю, соседи шарахались от них, как от прокаженных.
– Это не наша жизнь, Делл.
– Говори за себя. – Она жестом указала Хэйли, чтобы та шла на кухню. – Сейчас будем ужинать.
– Что? – спросил Виктор.
– Это я дочери.
– Она уже дома?!
– А ты думал, что со сломанной рукой лежат в реанимации?
– Нет, но она же ребенок.
– На детях все заживает, как на кошках, Виктор. – Делл сняла плащ, пропустив часть слов в телефонной трубке. – Извини, что ты сказал?
– Я говорю, что иногда жалею, что остался холостяком.
– Приезжай ко мне на месяц. Я поселюсь в гостинице, а ты поживешь с Хэйли. Уверяю тебя, через неделю ты будешь рад, что остался холостяком… – Делл услышала, как Виктор смеется.
Филипп зашел в начале восьмого. В своей полноте он выглядел весьма неуклюже стоя на небольшом белом крыльце, закутавшись в резиновый плащ и ссутулив плечи. Делл пригласила его в дом, налила кофе.
– Курите? – спросила она, предлагая сигарету.
– Бросил.
– А я курю. – Делл чиркнула зажигалкой. – Ее подарил мне мой муж, – сказала она, показывая Филиппу именную зажигалку, с выгравированным на ребре признанием в любви. – Я как раз собиралась бросить, но, получив такой подарок, подумала, что бросать не самое удачное время.
– Как там Хэйли?
– Смотрит телевизор.
– Если хотите, я могу помочь вам убрать со двора качели.
– Зачем?
– Чтобы не напоминали вашей дочери о том, что случилось сегодня.
– Лучше помогите их починить.
– Но ведь…
– Это всего лишь груда пластмассы, Филипп.
– Вам виднее. – Он вспомнил о кофе.
Хэйли вошла на кухню, зачем-то снова поздоровалась с Филиппом, открыла холодильник, налила себе стакан апельсинового сока и попросила мать помочь застегнуть змейку на шерстяной кофте.
– Можно я не буду сегодня чистить зубы? – спросила она мать.
– У тебя сломана только одна рука. – Делл снисходительно улыбнулась. – К тому же левая.
Хэйли ушла. Делл села за стол. Сигарета дымилась в руке. Голубые глаза изучали лицо Филиппа.
– Почему вы развелись с женой? – спросила она, затягиваясь сигаретой и щурясь от едкого дыма. – По-моему, она была в общем ничего.
Филипп промолчал.
– Говард считал вас хорошей парой.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Филипп, допивая кофе.
Делл пожала плечами.
– Так, вы поможете починить качели? – спросила она уже на пороге.
– Как только будет свободное время, – пообещал Филипп, запахнул плащ и засеменил под мерзким холодным дождем через дорогу к своему дому.
– Спасибо, что помогли сегодня Хэйли! – крикнула Делл.
Филипп обернулся, но дверь была уже закрыта.
Глава третья
Представь, что ты Кевин. Представь свою благодарность разведенной женщине за помощь, которую она оказала тебе. Представь ее дочь, которая спит в соседней комнате.
– Давай куда-нибудь уедем, – предлагает Делл. – Не хочу разбудить дочь нашими криками».
Пообещай, что не будешь кричать.
– Я буду, – говорит она и поднимается с дивана.
Представь ее голое тело. Смуглая кожа, немного лишнего веса в брюшной полости. Теперь представь заднее сиденье «Эксплорера». Представь свои руки на мягких женских ягодицах. Ты гладишь их, сжимаешь так сильно, что на коже остаются красные отпечатки твоих пальцев. Делл оборачивается. Смотрит на тебя своими голубыми глазами.
– Хочешь сделать это так? – спрашивает она.
Вспомни свою жену. Вспомни, как венчался с ней, как клялся в верности. Вспомни ребенка, которого она родила тебе. Вспомнил? А теперь забудь. Есть только ты и твоя страсть, которая сейчас важнее семейных ужинов и походов в зоопарк.
– Сделай мне больно, – просит шепотом Делл. – Заставь меня страдать.
Сожми крепче ее бедра. Сдави их так, чтобы остались синяки.
Да! – это голос Делл.
Чувствуешь, как дрожит ее тело.
– Да! – Она хочет этого. Она умоляет тебя. – Не останавливайся!
Ты знаешь, что ей больно. Ты чувствуешь ее боль. Чувствуешь свою боль. Глубже. Делл кричит, не открывая рта.
– Гму! Гму! Гму!
Боль обжигает сознание. Твоя боль. Боль твоего тела в ее теле. Глубже. Снова боль. Еще глубже. Изо рта Делл вырывается крик. Громкий. Тело ее дрожит, бьется, как рыба, выброшенная на берег. Сдавливаешь ее бедра, прижимаешь к сиденью, чтобы остаться внутри нее. Еще один крик. Ее крик. Теперь ты. Мычи. Дергайся. Пульсируй в ее оргазмирующем теле. Глубже. Еще глубже.
Вы лежите потные, прижавшись друг к другу и боясь пошевелиться. Ты вздрагиваешь, и вместе с тобой вздрагивает Делл. Вы кончили, но тело предательски просит еще. И нет никакого отвращения и усталости. Наоборот. Поцелуй женскую спину между лопаток. Слизни с губ капли ее соленого пота. Чувствуешь? Это ты и она. Это то, что между вами. Соль, без которой ты не представляешь свою жизнь. Соль, без которой любое блюдо кажется безвкусным.
Делл вернулась домой в начале третьего. Открыла дверь ключом, не включая в прихожей свет, разделась и прошла на кухню. Нависшая над обеденным столом лампа вспыхнула грязно-белым светом. Хэйли подняла голову и посмотрела на мать.
– Почему ты не спишь? – спросила Делл.
– Рука болит. Я хотела принять обезболивающее, но тебя не было в спальне.
– Разве ты не знаешь, где лежат анальгетики?
– Я не помню их названий.
Делл кивнула и ушла в ванную.
– Вот, возьми, – сказала она, вернувшись, протягивая дочери две зеленые таблетки на раскрытой ладони.
– Рука уже прошла.
– Тогда иди спать.
– А ты?
– Приму душ и лягу. – Делл закурила.
– Ты была с мужчиной, да?
– Да.
– А как же отец?
– У отца другая семья, Хэйли.
– Ты виновата.
– Что?
– Ты никогда не замечала его. Никогда! – Она опустила голову. – И меня тоже не замечаешь.
– Я много работаю, Хэйли. Ты не забыла?
– Отец тоже много работал, но всегда был рядом, когда я нуждалась в нем.
– Ты была слишком маленькой, чтобы помнить.
– Но я помню!
– Послушай…
– Я хочу, чтобы ты помирилась с отцом!
– Хэйли…
– И он этого хочет! Знаю, что хочет.
– Он сам тебе сказал об этом?
– Нет, но я знаю, что это так. – Хэйли шмыгнула носом. – И я хочу познакомиться со своим братиком.
– Его мать не хочет этого.
– А ты?
– Иди спать, – устало сказала Делл.
– Всегда так! – Хэйли вскочила из-за стола, опрокинув стул.
– Хэйли!
– Пошла к черту!
Дверь на кухню захлопнулась. Делл докурила сигарету, прислушиваясь к тишине, и начала убирать со стола оставшуюся после ужина посуду.
Ты стоишь за спиной Говарда Смита. Кевин Грант протягивает руку твоему начальнику, говорит, что рад познакомиться. Говард отвечает ему крепким рукопожатием и сухим приветствием.
Это Лео, – представляет тебя Кевину Говард.
Пожимаешь руку.
– Я думал, вы будете сопровождать меня, – говорит Кевин Говарду.
– Думал он! – ворчит Говард.
– Я никого не заставляю любить себя, но…
– Делайте то, зачем пришли и уходите, – обрывает Кевина Говард.
Вы идете к лифту, и ты пытаешься подобрать слова, что твой начальник совсем не такой, каким хочет казаться.
– Я не держу на него зла, – говорит Кевин. – Его можно понять. Он думает, что я приехал для того, чтобы поднять со дна грязь, и навряд ли, что-то может переубедить его в этом.