Христианство как религиозное учение возникло в восточных провинциях Римской империи, в обстановке все усиливающегося гнета рабовладельцев. Народные низы, эксплуатируемые и бесправные, крестьяне, разоренные чужеземными захватчиками и своими собственными землевладельцами, население подвластных Риму земель, искалеченное войнами, обращенное в рабство, жаждали выхода из создавшегося положения. Состояние духовной приниженности привело массы угнетенных и обездоленных людей к поискам спасения «свыше», то есть к мистическому ожиданию «спасителя», который восстановит справедливость на земле. Это был сознательный уход от мучительной жизни в религиозные фантазии и мечты. Восточные культы умирающих и воскресающих богов, которые захлестнули в первые века нашей эры Римскую империю, поддерживали эти религиозно-мистические настроения. Таинственные мистерии, связанные с почитанием финикийского Адониса, фригийского Аттиса, египетского Осириса, иранского бога солнца Митры, привлекали к себе людей обещанием спасения и благополучия в загробной жизни. К числу таких спасителей был отнесен и Иисус Христос, мессия (помазанник божий).
Предполагают, что первоначально христианство представляло собой одну из сект иудейской религии, причем сложившуюся не в Палестине, а в египетской Александрии, куда после поражения в Иудейской войне бежала часть евреев. Среди этих обездоленных слоев населения, подавленных помимо всего прочего поражением в освободительной борьбе против иноземных поработителей, мессианские настроения были особенно сильны. В обстановке напряженного ожидания прихода мессии — общечеловеческого спасителя (который вне Палестины утратил черты собственно еврейского освободителя, царя из рода Давида) — люди объединялись в религиозные общины. Большинство их членов составляли рабы и городская беднота. По словам римского философа Цельса, проповедниками христианского учения было невежественное простонародье — сапожники, валяльщики, шерстобитчики — «самые грубые мужланы». Организация первых общин была очень проста. Члены общины собирались на общие трапезы и беседы, слушали проповеди и поучения. Бродячие проповедники новой веры переходили из одного селения в другое. И бесправное, обездоленное население разноплеменной Римской империи с жадностью слушало рассказы о жизни и подвиге божественного спасителя.
Судя по тому как относительно быстро распространялось христианское учение, оно, по-видимому, по сравнению с другими религиями богов-спасителей имело бóльшую притягательную силу, прежде всего потому, что обращалось с обещанием спасения ко всем верующим, независимо от их общественной и этнической принадлежности. Знаменитый тезис христианской проповеди «нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного» раскрывает одну из самых привлекательных для того времени черт христианской религии. Кроме того, все другие боги-спасители должны были появиться на земле только в будущем, у христианства же было то преимущество, что, согласно его учению, Иисус уже приходил, жил среди людей, пострадал за них и воскрес для того, чтобы явиться на этот раз в качестве грозного мессии-освободителя, вершителя последнего справедливого суда.
Эти бунтарские мечты о возмездии, которое постигнет ненавистный Рим — олицетворение насилия, зла и пороков, — нашли свое яркое выражение в самом раннем произведении христианской литературы — Апокалипсисе, традиционно датируемом 69 г. н. э. Это произведение проникнуто ненавистью к угнетателям, пафосом борьбы со злом и, как отмечает Ф. Энгельс, здесь «есть ощущение того, что… эта борьба увенчается победой»[2].
Итак, историческая обстановка, умонастроение масс, удачное совмещение многих компонентов, заимствованных из культов восточных богов-спасителей, обращение ко всем людям без различия, ко всем, кто нуждался в религиозном утешении и поддержке, кто уповал на приход «небесного заступника», — все это, вместе взятое, и дало христианству возможность стать первой мировой религией. Христианство возникло и распространилось в среде социальных низов и в какой-то мере было создано ими на основе мессианских настроений. Сквозь эту призму и следует рассматривать историю развития образа Иисуса Христа, который, по мнению современных теологов, является краеугольным камнем христианской веры. Отсюда шумиха вокруг открытий библейской археологии, подтверждающих то или иное свидетельство Ветхого или Нового завета. Отсюда стремление западных ученых найти «историческое зерно», подтверждающее, что у колыбели христианства девятнадцать столетий назад в маленькой Иудее стоял основатель христианского вероучения, будь то пророк, богочеловек или просто проповедник новой веры.
2