8
Шериф Билл Лаутерс был владельцем небольшой фермы на окраине Волчьей Бухты.
Когда метель начала усиливаться, старший из трёх сыновей шерифа - Чонси - выбрался на улицу.
Когда отца не было дома - а случалось это очень часто! - Чонси оставался за старшего и следил за хозяйством.
По большей части, именно он с помощью своих братьев заботился о ферме.
Они доили коров, кормили цыплят, зарезали кур, носили похлёбку свиньям и вскапывали землю. В общем, делали всё.
Когда их отец появлялся дома, а было это довольно редко, он всегда был настолько пьян, что мог лишь сидеть на крыльце или валяться в постели.
Сегодня Чонси, невзирая на непогоду, загонял свиней в хлев, где они будут защищены от холода.
Это должны были сделать его братья до захода солнца, ещё тогда, когда свиньи только вырвались в загон. Но, как и всегда, они об этом забыли.
- Вот черти! - кричал Чонси, подгоняя свиней обратно к сараю. Снежная крупа летела ему прямо в лицо. - А ну, марш вперёд! Думаете, я тут буду на морозе стоять и вас ждать?!
Дверь сарая была открыта и качалась под порывами ветра.
Значит, братья ещё и забыли запереть сарай. Прекрасно.
Ничего нового.
Чонси загонял свиней через дверь, думая о том, что когда придёт время резать скот, эти животные поплатятся за своё упрямство.
- И на этот раз я буду этим наслаждаться, - пообещал он.
А вот в прошлый раз ему не понравилось.
Тяжело было заботиться о свиньях целый год, а потом зарезать их. Особенно, когда животное не умирает тихо и безболезненно.
Прошлый раз свиньи визжали и боролись до самого конца.
Чонси запер свиней в хлеву, и вдруг замер.
В сарае стояла вонь.
Гнилой запах протухшего мяса.
И, несмотря на холод, запах был резким и насыщенным.
Чонси тяжело сглотнул, зажёг висящий на стене фонарь и направился в дальний конец хлева, где стояли лошади.
Из стойла не доносилось ни звука.
Обычно, когда кто-то заходил в сарай, кони начинали фыркать, требуя внимания или корма.
- Старина Джо? - позвал он. - Голубок?
Первое, что заметил Чонси, это разбитые в сарае окна и раскрошенное, как от удара топором, дерево.
А то, что он увидел потом, заставило его упасть на колени, а сердце - остановиться.
«О Боже, нет...»
Лошади были убиты; более того - выпотрошены.
Кровь была повсюду и пропитала солому насквозь.
Туши были разбросаны по всему стойлу. Словно игрушки, с которыми ребёнок играл, а потом они ему надоели.
Кони были выпотрошены, обезглавлены, ободраны до костей.
Голова Старины Джо была насажена на шест.
С Голубка содрали шкуру и прибили к стене кольями.
Влажные, ещё тёплые внутренности были развешены по стропилам и балкам, как новогодние гирлянды.
У Чонси закружилась голова. Парень упал на колени, и его вырвало.
Это не может быть. Просто не может быть.
Ничто не способно сотворить подобное. Ничто.
Ни один зверь не может обладать такой жестокостью, и ни один человек - таким безумием.
Когда тошнота прошла, Чонси ещё раз огляделся. В глазах у парня стояли слёзы, а во рту остался привкус желчи.
Что-то мокрое ударило его по затылку.
Чонси повернулся.
В его волосах запутался влажный комок, и Чонси с воплем попытался его сбросить.
Кусок плоти... Нет, гораздо хуже: связка с частью мышцы, на конце которых болталось глазное яблоко. Голубка.
Чонси отшвырнул его, к горлу вновь поднялась тошнота.
Из темноты прилетел следующий предмет и врезался в стог сена.
Останки головы Голубка... Размозжённый, как яичная скорлупа, череп, вытекшие мозги, вывалившийся язык, выпученный глаз...
Чонси заорал.
Мимо просвистело что-то ещё: окрашенная кровью бедренная кость с болтающимся, как вымпел, куском мяса на ней.
Чонси пригнулся, и кость пролетела мимо.
Чонси сначала покраснел от гнева, а затем посерел от ужаса и посмотрел на второй уровень конюшни, где хранилось сено.
- Кто там? - прохрипел он. - Кто там, мать твою? У меня ружьё...
Ложь, но она придала парню силы.
Из угла послышалось низкое рычание, затем влажный звук разрываемой плоти и чавканье.
В солому упал высосанный досуха позвонок.
Разум паренька кричал: «Беги!». То, что способно с лёгкостью распотрошить двух тягловых лошадей, от него, Чонси, вообще не оставит мокрого места.
Но он не мог убежать.
Он хотел увидеть это существо, заглянуть ему в глаза и дать почувствовать свою ненависть.
С верхнего уровня послышался стон, и что-то метнулось к парню.
Теперь времени убегать уже не было.
Чудовище приземлилось на землю в двух метрах от Чонси.
Парень уставился на него, впитывая каждую отвратительную деталь.
Чонси был около ста восьмидесяти сантиметров ростом, но зверь возвышался над ним, как башня. Его кожа была грубой и испещрённой шрамами.
А лицо отвратительным, мерзким и бледным.
Чудовище сделало шаг вперёд. Его бесформенная голова была огромной, и из кожи то тут, то там торчали клочки шерсти.
Челюсть чудовища выдавалась вперёд, напоминая пасть зверя; раскосые глаза, налитые кровью, покрывала прозрачная блестящая плёнка.
Чонси развернулся и попытался убежать, но поскользнулся на разлитой по полу крови, запутался в развешенных кишках и упал на спину.
Чудовище схватило его одной рукой за волосы и перегнуло через собственное костлявое колено.
Чонси открыл глаза и увидел перед собой открывающийся чёрный рот монстра.
Кривые зубы с червоточинами торчали из обесцвеченных дёсен.
Чонси вдохнул могильный запах от чудовища, увидел отсветы фонаря на острых, как иглы, зубах, и затем эти зубы погрузились в его горло по самые дёсны.
А когда челюсти разомкнулись, горла уже не было, лишь кровоточащий лоскут плоти.
Начали визжать свиньи.
Безликий хрипло заурчал. Вкус тёплой крови жертвы приводил его в экстаз, даруя чувство опьянения.
Он наполнял его ощущением всемогущества, и это было слишком даже для него.
Лошади были забавным развлечением; лакомым кусочком, который можно мучить, а потом убить. Но им не доставало утоляющей голод особенной сочности парня.
Безликий ел медленно, смакуя каждый сладкий, как мёд, кусочек мозга, каждый горячий глоток крови, каждый лакомый комочек серого вещества.
И его осенило. Почему ему раньше не приходило это в голову?
Он был богом.
Королём.
Владыкой.
И никем иным.
А люди - и те, которые его призвали, и те, что восстали против него, - были всего лишь его рабами. Его скотом на убой.
Картинки сменяли друг друга в туманном разуме чудовища.
Выбирать самых вкусных, остальных убивать ради развлечения. Вырезать стариков, чтобы развеять скуку, и кормиться молодыми.
Такова их судьба: стать пропитанием для Него.
Он сожрёт всех женщин и детей, сломает всех мужчин, как хрупкие цветы, и пораскусывает головы младенцев, как леденцы.
О да! Так было в Тёмные века. И так будет сейчас.
Безликий, перепачканный запёкшейся кровью, с лежащим на округлившемся животе позвоночником Чонси, размышлял над этим.
Он знал, что была причина, по которой его достали из тверди могилы.
Не для того, чтобы он убил белых. А для того, чтобы он убил всех.
Ему было предначертано утолять свой голод. Такова его судьба.
Чего ему ещё желать?
Поэт сказал бы: «Он живёт, чтобы есть, и ест, чтобы жить».
Так по-детски просто.
Безликий закрыл глаза, сытно рыгнул и стал ждать, когда вновь проснувшийся голод или простая скука отправят его дальше в жилой дом. В его столовую.
Там были другие... Он знал, чувствовал их горячий аромат.
Дул ледяной ветер. Фонарь потух.
Безликий мечтал.
Он мечтал об одежде из мягкой кожи детей.