Эвелин переминалась рядом с ним.
— Ты купил ночь со мной. Многие мужчины ходят танцевать или в клубы.
Он повернулся к ней.
— Я разве нарядился для танцев, Эвелин?
Он сказал это и увидел ее. Воплощение красоты, ее рыжие волосы ниспадали мягкими волнами на спину. Никто не делал так с волосами. В моде были короткие волосы, челки, порой высокие прически, но не такое.
Изумрудное платье обнимало ее фигуру, но тоже было не модным. Женщины нынче носили платья короче с кисточками, качающимися от движений. Они не носили платья длиной до пола, которые выделяли каждый дюйм их тел, оставляя все прикрытым.
Она была прекрасна. От ее вида он лишился дара речи, вел себя глупо. Казалось, она решила поразить его.
Она приподняла бровь.
— Нет, ты не готов для ночи в городе. Но если не это твой план, то зачем ты купил ночь со мной?
— Может, я хотел провести с тобой время, Эвелин. Ты думала о таком?
— Нет, — ответила она. — Честно говоря, не думала.
Его сердце разбилось на миллион осколков. Фрэнк вздохнул, затушил сигару об землю рядом с собой и похлопал по ступеньке, на которой сидел.
— Иди сюда.
— Зачем?
— Увидишь.
Она пригладила ладонью ткань платья, но села рядом с ним. От его пристального взгляда ей было неловко. Она ерзала, пока он молчал, а потом шумно выдохнула.
— Что? Что такое?
— Ты накрасилась для меня.
— Я крашусь для всех клиентов.
— Не зови меня так, — попросил он. — Я — не один из твоих клиентов. Я потратил деньги, потому что помнил этого мужчину. Он на самом деле мерзавец. Я не хотел, чтобы ты испытала то, что он задумал. У него глаза дьявола.
Она молчала. Она смотрела на него, а он медленно поднял ладони к ее лицу.
— Ты не против? — спросил он.
Она покачала головой, Фрэнк сделал то, что хотел с первого мига, когда увидел ее в этом наряде. Он коснулся ладонью ее щеки, потом достал из кармана на груди платок.
Он осторожно и методично стер весь макияж. Теперь он мог сосчитать веснушки на ее щеках и увидеть румянец на ее лице.
— Вот так, — сказал он. — Теперь ты похожа на себя.
И ему нравилась она без всей этой краски. Ее губам не нужно быть красными, чтобы ловить его внимание. Хватало улыбки. Ее глазам не нужны были тени, чтобы казаться больше. Это уже были самые красивые глаза в мире, и один их взгляд сжигал его душу.
Она коснулась его ладони.
— Почему ты так добр со всеми нами? Какая тебе выгода?
— Не знаю. Я просто знаю, что вы все — куда больше, чем я думал увидеть тут. Вы спасли меня, и не раз. И за короткое время, — он нахмурился. — Порой я думаю, что вы меня околдовали. Пробрались в мой разум и убедили, что мир — не такое жестокое место.
— Нет. Это жестокое место, и если мы убедили тебя в другом, то мы надели на твои глаза шоры и не помогли этим.
Ему не нравились тени в ее глазах. Они не должны были омрачать эти изумруды, и он хотел стереть те воспоминания, заменить их хорошими.
Фрэнк опустил руки, переплел их пальцы.
— Разве так должно быть? Это место, эти люди не могут иметь свои жизни? Вдали от тьмы и тайн?
— Ты нас не знаешь, Фрэнк. Я не могу ответить на этот вопрос, не показав тебе, какие мы. Это страшно. Мы страшные.
— Докажи. Может, меня не так просто запугать.
— Фрэнк, — выдохнула она, вглядываясь в его глаза. Она что-то искала, а потом кивнула. — Не тут. Я пока что не хочу, чтобы остальные узнали.
— Все так плохо? — он не представлял, что еще она могла ему рассказать. Он уже знал, что порой она спала с мужчинами. По слухам она делала с телом больше, чем многие благородные дамы в ее возрасте. Но это ничего не значило для него. Ему было все равно, и он будет повторять для нее снова и снова, если это поможет.
Эвелин встала и протянула руку.
— Не плохо. Просто… другое.
И это было хорошо. Он не думал об этом пару месяцев назад, но жить тут, с этими людьми… он понимал теперь, как важны были те различия. Фрэнк встал с ней, и они пошли по полям.
Солнце село, в это время обычно Эвелин забирал тот, кто заплатил за ее внимание. Светлячки уже сияли на длинных колосьях пшеницы. Они взлетали в воздух от движений и парили вокруг них.
Эвелин замерла в центре поля, когда шатер стал маленьким на горизонте, и они остались одни.
Руки Фрэнка вдруг задрожали. Он не знал, куда и деть, когда она отпустила его ладонь. Оставить неловко висеть по бокам? С каких пор его стали заботить руки?