Филлис Уитни
Лунный цветок
I
Яркое февральское солнце заливало Гавайи. За зданием аэропорта шелестели на ветру косматые пальмы.
Марсия Тальбот стояла в конце открытого настежь зала ожидания. Она смотрела на простиравшиеся перед нею горы, которые на фоне ярко-синего неба казались неправдоподобно зелеными. Еле заметные облака прикрывали верхнюю кромку гор.
Она не могла спокойно любоваться великолепной панорамой. Ей страстно хотелось поскорее вновь оказаться в воздухе и продолжить свой путь через Тихий океан — в Японию.
Остановка на сутки в Гонолулу, при полете из Сан-Франциско в Токио, доставила удовольствие ей и ее дочери Лори. Но Марсия оказалась не вполне готовой к тому впечатлению, которое произвели на нее Гавайи на этот раз.
Восемь лет назад они с Джеромом провели здесь медовый месяц. На каждом шагу то одно, то другое вызывало в ней ранящие душу воспоминания, усиливая беспокойство, вызванное неуверенностью в будущем. В течение тех нескольких недель на Гавайях она и Джером были удивительно счастливы. Он, не привыкший смеяться, мог смеяться с нею, разделяя ее юное волнение, вызванное всем новым, привлекательным и занятным. И даже позднее, когда они вернулись домой в Беркли, они некоторое время были под влиянием этих чар, и сдержанность, ставшая с конца войны привычной для Джерома, таяла под влиянием первых радостей их семейной жизни. Тогда он был просто другим человеком. Да, некоторое время он был другим человеком.
Ей не верилось, что их брак может закончиться так быстро — за восемь кратких лет. Как только она увидит Джерома, она будет знать, что надо делать, она сможет что-то предпринять.
Еще некоторое время Марсия постояла, глядя на горы — стройная, довольно высокая молодая женщина в темно-синем костюме, в синей шляпе с пером, с вьющимися каштановыми волосами, кольцами лежавшими на затылке. В двадцать шесть лет она сохранила искренний пытливый взгляд молодой девушки и обычно охотно смеялась.
Ее охватило беспокойство, и она обернулась, чтобы отыскать взглядом свою дочь. Лори с любопытством задержалась возле группы, пришедшей проводить одного из своих друзей.
Для семилетнего ребенка Лори была довольно высокой девочкой. Одета она была в белую блузку и юбку на бретельках, сшитую из красной шотландки. Ее каштановые волосы были заплетены в длинные косы. Карие глаза девочки наблюдали за тем, как один из отъезжающих склонился, чтобы принять на свою шею цветочные гирлянды.
Его друзья не стали дожидаться отлета. Они обменялись рукопожатиями, помахали на прощание и направились к ожидавшим их машинам. Он проследил, как они ушли, и повернулся, чтобы отыскать Лори, смотревшую на него тем чудным взглядом, перед которым никто не мог устоять. Он охотно ответил ей улыбкой.
— Привет, — сказал он. — Я уверен, ты гавайская фея.
— Вы выглядите замечательно, — восхищенно сказала Лори.
Он был высоким широкоплечим мужчиной лет тридцати пяти; у него были песчаного цвета волосы и, когда он громко смеялся вместе с Лори, в уголках его серых глаз собирались морщинки. Его жизнерадостный смех свидетельствовал о хорошем здоровье и прекрасном настроении, и Лори засмеялась вместе с ним. Она всегда была не прочь посмеяться, не важно — над собой или над кем-нибудь другим.
— Мадам, вы и в самом деле очень любезны, — сказал он насмешливо-официально. — Вы, по-видимому, так добры, что я хотел бы знать, не могу ли я попросить вас об одолжении?
— Конечно, можете, — ответила Лори, всегда готовая сделать одолжение кому угодно.
Мужчина снял с себя три из четырех гирлянд и осторожно опустил их на шею Лори — алую, белую и еще одну из цветов огненного цвета. Он отступил назад, критически оглядывая Лори и наслаждаясь произведенным эффектом. Гирлянды спереди висели до колен и петлей повисли сзади, украшая Лори, как рождественскую елку. Он уже не смеялся. Его лицо выражало крайнюю степень восхищения.
— Теперь и вы прекрасно выглядите, — сказал он. — Не окажете ли вы мне честь поносить их?
У Лори от восторга перехватило дыхание. Но она вдруг вспомнила о запрещении принимать подарки от незнакомцев и оглянулась на мать.
Эта сцена позабавила Марсию, и она, улыбаясь, направилась к ним.
— Ты выглядишь, как праздничная лодка, — сказала она дочери.
— Можно мне их оставить? — спросила Лори. — Ничего, если я их поношу?
Мужчина с гирляндами весело посмотрел на мать Лори.
— Вы не возражаете, не правда ли? Меня зовут Алан Кобб, я направляюсь в Киото, в Японию. И не могу себе представить, чтобы я поднялся на борт самолета разукрашенным, как победитель состязаний в Пимлико. Нужно быть островитянином, чтобы с апломбом носить гирлянды. Никому из жителей материка не удается с первой попытки не выглядеть в них дураком.
В его манере держаться не было ничего притворного, и Марсия обнаружила, что отвечает ему улыбкой на улыбку. Но Киото… Она задумалась. Он там жил? Знает ли он Джерома?
— Вы осчастливили мою дочь, — сказала она. — Я Марсия Тальбот из Беркли, а это Лори. Конечно, она может носить ваши гирлянды, если они вам действительно не нужны.
Она ничего не сказала о Киото. Не было смысла упоминать, что у них один и тот же пункт назначения. Киото — большой город. Скорей всего, в Киото их пути разойдутся. При данных обстоятельствах казалось естественным пройти с Аланом Коббом сквозь здание и постоять, глядя на плоскую сухую поверхность летного поля, ожидая приглашения на посадку.
Лори сказала:
— Я вчера ходила плавать в Вайкики.
И Алан Кобб ответил:
— Я тоже. Мы катались на серфинге, и я три раза упал. Первый раз ударился головой.
К тому времени как по громкоговорителю объявили рейс в Японию, Гонконг и Сингапур, они чувствовали себя старыми друзьями. Вместе с другими пассажирами они пошли к самолету. Стюардесса встретила их у дверей самолета и пригласила на борт, жестом указав Марсии и Лори туристический салон. Лори помахала своему новому другу, сидевшему от них через два сиденья за проходом, и подскочила к окну, а между тем ее мать неторопливо устраивалась возле нее.
«Это последний перелет, — с облегчением сказала себе Марсия. — Завтра — Токио. И, конечно, Джером приедет в аэропорт, чтобы нас встретить». При одной этой мысли дыхание ее участилось, к ней вернулись ее природный оптимизм и уверенность. Конечно, он их встретит, и беспокойство, вызванное его письмом, исчезнет. В конце концов, она уже один раз прежде пережила такой кризис. Тогда она разрешила проблему, она разрешит ее и сейчас. О, скорей, скорей, скорей, торопила она самолет. Теперь, в воздухе, в ней вновь ожила надежда, и она была готова наслаждаться полетом через Тихий океан.
— Смотри, там наш отель! — воскликнула Лори, глядя вниз и сильно натянув привязной ремень.
Внизу лежал длинный изгиб береговой линии Вайкики с ее пенным прибоем и знакомая зубчатая вершина Алмазной головы. Потом самолет отвернул от Гонолулу и сделал поворот над океаном, закрыв крылом панораму берега. Теперь они в самом деле были на пути к японским островам. Одна остановка для заправки в Ваке и затем — аэропорт Хапеда.
— Папочка встретит нас там? — спросила Лори.
Чтобы Лори была не очень разочарована, когда придет время, не следовало ее слишком обнадеживать. В конце концов, Марсия не посмела заранее уведомить Джерома о своих планах, опасаясь, что он даст ей телеграмму с указанием не приезжать. Она просто в последнюю минуту дала телеграмму о том, что они с Лори прибудут в Токио в такой-то день, в такое-то время. К тому времени, когда он получит телеграмму, у него уже не будет выбора встречать их или нет.
— Надо помнить, что от Токио до Киото целый день пути и что он может быть слишком занят и не сможет приехать, — сказала она Лори. — Мы не должны рассчитывать на это. Он приедет, если сможет.
— О, я знаю, он приедет, — сказала Лори, и глаза ее горели ожиданием.
На самом деле Джером так и не вошел в роль отца. Возможно, что именно это и делало его более привлекательным для соскучившейся по отцу маленькой девочки. Когда она узнала, что они отправятся в это путешествие, ей стало трудно сдерживать свое желание быть с ним.