— Я помню, как ты раньше смеялась, — сказал он. — Именно твой смех больше всего мне нравился в тебе. Ты больше не смеешься так, как раньше.
— Да, — отозвалась она, встречаясь с ним взглядом.
Он повернулся и пошел в дом. Не желая упустить момент, она сбросила туфли и в носках побежала за ним. Теперь он не притворялся, как там, в Кийомицу.
Он прошел в свою комнату, сел за письменный стол, опустив голову на руки, она последовала за ним. Давным-давно, когда он страдал от сильных головных болей, ее пальцы, массировавшие ему виски и затылок, казалось, снимали боль. Она подошла к нему сзади, нежно положила руки ему на лоб, прижав пальцы в тех местах, которые обычно у него болели. Он взял ее руки в свои, прижал их к щекам, затем тихонько поцеловал ладони.
— Скажи мне, чем я могу тебе помочь, — умоляюще сказала она. — Ты знаешь, что все, чего я хочу — это помочь тебе.
Он резко отпустил ее руки.
— Ты ничего не можешь сделать, — ответил он и опять стал ей чужим.
Но она не могла сразу же сдаться.
— Ты полностью оставил свою работу? — продолжала она. — Что-то случилось с тем, что ты намеревался сделать?
— Что происходит со всем, что мы намереваемся сделать? — ответил он. — Чего ты, например, собираешься добиться в жизни?
— Я не уверена, что я чего-либо еще хочу, — сказала она. — Только одного — помочь тебе.
Теперь в нем не осталось нежности.
— Ты слишком много на себя берешь. Когда ты, наконец, поймешь, что я предпочитаю все делать сам? Никто никому не может помочь.
Ей больше нечего было сказать ему, и она оставила его одного. Но, все же, у нее не было ощущения полного поражения. Она обнаружила, что у него бывают моменты, когда он пребывает в нерешительности, когда в нем чувствуется внутренняя борьба. Она знала, что что-то в нем еще тянется к ней, и она не могла себя заставить от него отвернуться и все бросить.
В эти дни Киото казался заполненным американцами, здесь проходили праздники танцев и фестивали цветения вишни, и туристы прибывали в Киото со всей Японии.
Японцы с удовольствием путешествовали и ничего так не любили, как посещение знаменитых мест своей страны. Иногда Марсии казалось, что они руководствуются скорее традициями, чем собственными интересами. Допустим, какое-то место, какой-то вид считался «знаменитым», поэтому его посещали и созерцали в положенный момент дня или в положенное время года. Но никто не искал неожиданных красот, которые могли бы стать открытием только для себя самого. Даже в наслаждении красотой важную роль играл ритуал.
Теперь Джером выбирал время, чтобы водить Лори на фестивали цветения вишни. Марсия начала ненавидеть эти экскурсии, потому что чаще всего Лори возвращалась с них нервной, напряженной, непохожей на себя.
Время от времени Марсия размышляла об Ичиро Минато, о том, на что он надеялся, приведя ее в ту ночь в сад. С тех пор она видела его только несколько раз, и он отворачивался, как будто не узнавал ее. Каковы его чувства относительно случившегося? Разве японцы иначе воспринимают такие вещи? Или же Минато дошел до такого состояния, что не в силах управлять собственной жизнью? Не надеялся ли он, что жена Джерома предпримет более решительные действия, чем он сам?
Казалось, что Джером не боится его. Иногда он говорил с Минато резко и таким тоном, каким не говорил ни с одним японцем. Было ясно, что он не любил этого человека и с трудом выдерживал его присутствие, относясь к нему, как к надоедливой мухе, которую нельзя отогнать. «Насколько Джером недооценивал Минато?» — размышляла Марсия. Ее муж удивился бы, если бы знал, что происходящее до такой степени задевает Минато, что он сообщил о присутствии Джерома в своем доме жене самого Джерома.
Вскоре вишни распустились во всем Киото, сияя белым и розовым цветом меж серых черепичных крыш. Но наиболее пышно и великолепно цвели они в парке Марайяма. Затем они достигли полного расцвета своей красоты и разом сбросили свои лепестки, чтобы вновь одеть свой великолепный наряд только через год. В мае зацвели азалии, ярко-розовые и огненно-красные; светло-лиловая, с приятным запахом глициния свисала с беседок; раскрылись цветки крупных ирисов. Луна пошла на убыль, исчезала и вновь становилась полной.
Однажды после полудня Марсия взяла из ящика книгу Алана и поднялась на холм, чтобы показать ее Нэн. Но в этот день они говорили не о книге Алана. Срок обеда, о котором ранее говорила Нэн, приближался. Этот обед она давала, чтобы отметить публикацию книги Харуки Сетсу. Нэн и Алан Кобб подружились, и Алану хотелось познакомиться с Ямада-сан, который должен был присутствовать на обеде. Но когда Нэн упомянула, что Ичиро и Чийо Минато тоже приглашены, Марсия воспротивилась этому. Как она сможет целый вечер быть вежливой с Чийо, целый вечер прикидываться дружелюбной? Как может ждать этого от нее Нэн, которая наверняка все знала.
— Мне кажется, что мне лучше остаться с Лори, — уклончиво сказала она.
— Приводите Лори с собой, — немедленно отреагировала Нэн. — Обед в японском ресторане принесет ей много новых впечатлений. У вас в последнее время определенно нет аппетита. Что вы имеете против моего маленького обеда?
Они вновь сидели в обставленном по западному образцу кабинете. Нэн показала ей несколько бесценных кимоно, которые она купила сразу по окончании войны, когда представительницы высшей знати стремились расстаться со своими сокровищами. Некоторые кимоно Нэн экспортировала в Штаты, делая на них бизнес, но эти сохранила для себя. Она сказала, что возможно, когда-нибудь передаст их в японский музей. Эта сторона ее бизнеса самой Нэн нравилась меньше всего.
Марсия взяла красное церемониальное кимоно и рассеянно гладила пальцами прохладный шелк.
— Я не думаю, что мне следует рассказывать вам, почему я не хочу присутствовать на вашем обеде, где будут Минато, — проговорила она.
Нэн смяла одну сигарету и достала новую.
— Сегодня вы говорите загадками. Что такое, по-вашему, я должна знать о Минато?
— Я не хочу находиться в одной комнате с Чийо, — призналась Марсия, чувствуя себя несчастной. — Довольно тяжело быть под одной крышей.
Нэн медленно зажгла новую сигарету. Заговорив, она не смотрела в глаза Марсии.
— Вы знаете, Чийо следует пожалеть. Она в трудном положении. Ситуация не станет лучше от того, что вы уклонитесь от этого обеда. Я надеюсь, что вы передумаете, — Нэн настойчиво ждала.
И вдруг Марсии показалось, что дело не стоит затраченных ею усилий. Если она должна пойти, она пойдет и у нее хватит мужества выдержать общество Чийо в этот вечер. Скоро, очень скоро, она должна будет предпринять последние шаги и затем вернуться домой, в Штаты. Поэтому не так уж и важно, что именно случится во время этого обеда.
— Хорошо, — тихо сказала она, — я приду.
Нэн одобрительно кивнула. Но когда Марсия встала и протянула руку за книгой Алана, Нэн также протянула свою руку.
— Вы не возражаете, если я ее подержу несколько дней? Я хотела бы кое-кому ее показать.
— Держите, сколько хотите, — ответила ей Марсия.
В дни, предшествующие обеду, Марсия старалась думать только о его привлекательной стороне. Поскольку она еще не была в настоящем японском ресторане, она получит много новых впечатлений. Будет приятно вновь встретиться с Аланом, и она предвкушала встречу с талантливой мадам Сетсу. Она решительно сказала себе, что не будет предаваться мрачным мыслям о Чийо. Она сосредоточится на том, чтобы в последний раз и как можно лучше сыграть роль жены Джерома. Если кто-либо и будет в неприятном положении, так это Чийо.
После полудня в день обеда Джером отправился в лабораторию, оставив записку о том, что придет на обед прямо с работы. Поэтому Марсия и Лори отправились в город вместе с Нэн; из-за того, что на узких, заполненных людьми и машинами улочках было трудно припарковаться, они взяли такси.
Ресторан был из тех, где не обслуживают обычную публику и где никто не говорит по-английски. Посетители приходят по предварительной записи, каждое блюдо готовится специально и подается в отдельной комнате, так что ресторан одновременно мог вместить только несколько групп посетителей.