Когда они закончили есть, их хозяйка проворно встала, поправила юбку и отвернула рукава кофты.
— В летние месяцы я люблю дома ходить в хлопчатобумажном юкато — это прохладное летнее кимоно — но японская одежда бесполезна зимой, если только не носить длинное фланелевое нижнее белье, что, конечно, и делают мужчины. Даже под деловыми костюмами западного образца. Этоне эстетично, но тепло. Пройдем в мой офис, где вам будет удобнее.
Марсия была рада встать и вытянуть сведенные судорогой ноги. Узкий полированный холл вел в комнату недалеко от входной двери. В камине приветливо горел огонь, в комнате были письменный стол, диван, удобные стулья. Над каминной полкой висел вид заснеженного Ныо-Хемпшира, и Нэн кивнула в его сторону.
— Просто, чтобы напоминать мне, откуда я родом. Мои родители родом из Новой Англии, хотя мне кажется, что моих корней там нет. Я люблю Японию и японцев. И, конечно, Киото — то место, которое я знаю лучше всего на свете.
Лори бродила по комнате, разглядывая все с обычным для нее живым интересом. Одну из стен прочертили книжные полки, заполненные японской премудростью, были и полки с произведениями искусства. Марсия взяла небольшую округлую вазу с крутыми боками, покрытую нежной темно-красной глазурью; на красном фоне белым и зеленым были изображены журавли и листья.
— Это образец старой перегородчатой эмали, — сказала Нэн. — Прекрасный образец такого рода изделий. Мне нравится, что в Японии считают, что вещь имеет право на существование просто потому, что она красива. Она не обязана служить каким-то другим целям. Может быть, в этом урок для нас. Не то, чтобы одно созерцание красоты двигало миром. В Японии мне нравится не только прошлое. Новые поколения должны выполнить свое предназначение, но не забывать о своем наследии.
Марсия повернула в руках округлую вазу. На нее было приятно смотреть, и ее было приятно потрогать, и Марсия могла представить радость художника при работе над нею.
— Я отчасти вам завидую, — призналась Нэн. — Впервые увидеть Японию. Увидеть ее свежими глазами. Но что заставило вас так долго откладывать свой приезд?
Удивленная таким прямым вопросом, Марсия бросила взгляд на Лори. Девочка принесла книгу с картинками на коврик у камина и изучала ее, не обращая никакого внимания на взрослых.
— Кажется, все время был неподходящий момент для поездки, — тихо ответила Марсия. — Лори была в школе и…
— Вы сейчас забрали ее из школы, я полагаю? — сухо сказала Нэн. — Садитесь сюда, здесь удобнее.
Она похлопала по большому креслу, а потом сама опустилась на вращающееся кресло у письменного стола.
Марсия молча села. Она не хотела, чтобы Нэн допрашивала ее. Причины, по которым она не приезжала в Японию, были слишком личными, и в этом не было ее вины.
Нэн сняла крышку медного сосуда для сжигания благовоний, вложила конической формы кусочек, зажгла его и закрыла крышку. Ее пальцы двигались рассеянно, и задумчивая морщинка пересекла ее лоб.
— Я иногда думала о вас, — сказала она, не глядя на Марсию, — после того, как Джерри женился на вас. Я хотела знать, что вы за женщина, когда вы не приехали сюда, чтобы быть с ним. Я думала, что все можно было бы уладить, если бы вы хотели приехать.
При этой прямой атаке Марсия выпрямилась.
— Это несправедливо! Вы ничего об этом не знаете!
— Разве? Ну, может, и нет. Но я думала, что вы нужны ему и вас не было там, где вы должны были бы быть как его жена.
Это был явный выпад. Марсия сдержала гневные слова, которые были готовы сорваться с ее губ, но ответ ее был кратким:
— Я всегда хотела приехать.
Запах сандалового дерева тонкой синей лентой дыма поплыл вверх из медного сосуда. Нэн рассеянно нюхала его.
— Если бы я была его женой, я бы приехала. Ничто не смогло бы мне помешать. Я должна сказать это прежде, чем Джерри приедет сюда. Это нужно сказать.
Марсия заметила, что губы ее неожиданно начинают дрожать, и она попыталась избежать этого. Она не должна допустить, чтобы слова этой женщины расстроили ее. Нэн взглянула в ее сторону и неожиданно смягчилась.
— Неважно. Хотя вы и не сказали этого, но это не мое дело. И, конечно, вы удивительно молоды для него.
— Вы говорите, как моя мать, — рассердилась Марсия. — Как может третий знать, что хорошо для двоих — для мужчины и женщины?