Они оставили свою обувь при входе и поднялись по узкой лестнице. Большая комната наверху предназначалась для учителя и учеников, небольшая смежная комната, застланная матами, была отведена для посетителей и учеников, ожидающих начала занятий.
Чийо тихонько вошла и поклонилась женщине-учительнице, в то время как Марсия села на подушки в комнате для посетителей. У нее было странное ощущение, что она во сне. Рано или поздно она опять вернется в реальный мир, но сейчас она была рада отвлечься.
На учительнице было темно-серое кимоно и оби темного цвета. Волосы ее были зачесаны назад и собраны узлом. Она сидела, поджав ноги, у большого полированного куска дерева и в каждой руке держала по палочке из белой кожи, округленной со стороны ручки и расплющенной в виде лопаточки на другом конце. И этими палочками она извлекала звук, сильно ударяя по куску дерева.
Каждая из четырех девушек держала по ручному барабану, который имел форму песочных часов с диафрагмой с каждого конца. Одной рукой они держали свои барабаны, висящие на шелковых тесемках у плеча, другой рукой они по ним стучали.
Учительница не только отбивала ритм своими кожаными палочками, но и сопровождала его пением, а ученицы эхом подпевали ей.
Дальняя часть комнаты была полностью открыта, и из нее через узкую крышу открывался вид на веранду дома напротив. Марсия смотрела, как стучит дождь по сырой черепице. На веревке, протянутой через галерею, висела пара белых таби, которые тихо закачались под ветерком туда-сюда, когда началась барабанная дробь.
Урок продолжался, когда внизу раздался мужской голос. Тотчас Чийо поставила свой барабан, пробормотала извинения и поднялась с колен. Ичиро пришел за ней неожиданно, но лишь быстрые движения Чийо выдавали ее тревогу.
Марсия спустилась вниз вместе с ней и увидела ожидающего Ичиро. Он несколько рассеянно поклонился Марсии и начал говорить с Чийо по-японски. Голос его был серьезным и умоляющим, несколько раз он повторил слово «Кобе».
Чийо пыталась уговорить его помолчать, пока они не выйдут из дома, но он опять был пьян, и саке лишила его обычной сдержанности. Не желая участвовать в этой семейной размолвке, Марсия попыталась извиниться и уйти, но Чийо умоляюще просила ее остаться.
— Пожалуйста, может быть, вы сможете ему объяснить, что то, о чем он просит, невозможно.
Поскольку удрать было нельзя, Марсии пришлось идти к дому вместе с семьей Минато под моросящим дождем, и Ичиро все уговаривал жену.
Один раз Чийо повернулась к Марсии, чтобы объясниться.
— Он считает, что из-за мадам Сетсу дома трудно со мной разговаривать. Он не хочет задеть ее чувства, но считает, что главное — его собственная семья.
— Возможно, он прав.
— Нет, нет! — воскликнула Чийо. — Вы не поняли. Но одно ясно — Ичиро должен ехать в Кобе. Теперь я в этом уверена. Он должен скоро уехать. Если он останется, произойдет что-то ужасное.
Она нежно разговаривала с мужем по-японски, но выражение его лица не изменилось. Марсия видела отчаяние в его глазах, в его опущенной вниз голове. В ней росло сочувствие к Ичиро, но его попытки убедить жену ни к чему не привели, и к тому времени, как они подошли к дому, Марсия была убеждена, что Ичиро напрасно тратит время, пытаясь убедить жену изменить свое решение.
Когда Марсия пришла домой, ее встретила Суми-сан.
— Где Лори? — спросила Марсия.
— Пошла в дом, — бодро ответила Суми-сан, но призналась, что не знает точно, где именно сейчас девочка.
Лори не ответила на зов матери и неожиданно обеспокоенная Марсия начала ее искать. Ее не было ни в спальне, ни в гостиной, ни в столовой. Не было ее и наверху. Осталось посмотреть только в одном месте.
Марсия открыла дверь в комнату Джерома и тотчас же увидела дочь. Лори сидела на полу перед пустым камином, и вначале Марсия не поняла, что она делает. Потом она подошла ближе и в ужасе увидела, что Лори, забыв обо всем на свете, крушит голову японской куклы. Оружием ей служило медное пресс-папье с отцовского стола, и она яростно поднимала и опускала его, разбивая хрупкий фарфор, пока мать не поймала ее руку и не удержала ее.
Некоторое время Лори с каменным выражением лица смотрела на нее, затем разразилась бурными рыданиями. Марсия встала на колени и прижала к себе дочку, нежно покачивая ее из стороны в сторону, нежно успокаивая ее и стараясь сдержать собственную дрожь, чтобы дочь не заметила ее состояния.