Слова эти поразили меня. Они мигомъ напомнили мнѣ трехъ фокусниковъ и предположеніе Пенелопы, будто они злоумышляютъ противъ мистера Франклина Блека.
— Кто же слѣдилъ за вами, сэръ, и съ какою цѣлью? спросилъ я.
— Разкажите-ка мнѣ о трехъ Индѣйцахъ, которые приходили сюда ныньче, сказалъ мистеръ Франклинъ, не отвѣчая на мой вопросъ. — Легко можетъ быть, Бетереджъ, что мой незнакомецъ и ваши три фокусника окажутся принадлежащими къ одной и той же шайкѣ.
— Какъ это вы узнали, сэръ, о фокусникахъ? спросилъ я, предлагая ему одинъ вопросъ за другимъ, что, сознаюсь, обличало во мнѣ весьма дурной тонъ; но развѣ вы ждали чего-нибудь лучшаго отъ жалкой человѣческой природы, читатель? Такъ будьте же ко мнѣ снисходительнѣе.
— Я сейчасъ видѣлъ Пенелопу, отвѣчалъ мистеръ Франклинъ, — она-то и разказала мнѣ о фокусникахъ. Ваша дочь, Бетереджъ, всегда обѣщала быть хорошенькою и сдержала свое обѣщаніе. У нея маленькая ножка и маленькія уши. Неужели покойная мистрисъ Бетереджъ обладала этими драгоцѣнными прелестями?
— Покойная Бетереджъ имѣла много недостатковъ, сэръ, отвѣчалъ я. — Одинъ изъ нихъ (съ вашего позволенія) состоялъ въ томъ, что она никакимъ дѣломъ не могла заняться серіозно. Она была скорѣе похожа на муху чѣмъ на женщину и ни на чемъ не останавливалась.
— Стало-быть, мы могли бы сойдтись съ ней, отвѣчалъ мистеръ Франклинъ. — Я самъ не останавливаюсь ни на чемъ. Ваше остроуміе, Бетереджъ, не только ничего не утратило, но, напротивъ, выиграло съ лѣтами. Правду сказала Пенелопа, когда я просилъ ее сообщить мнѣ всѣ подробности о фокусникахъ: «Спросите лучше у батюшки, онъ разкажетъ вамъ лучше меня», отвѣчала ваша дочь, «онъ еще удивительно свѣжъ для своихъ лѣтъ и говоритъ какъ книга.» Тутъ щеки Пенелопы покрылись божественнымъ румянцемъ, и несмотря на все мое уваженіе къ вамъ, я не могъ удержаться, чтобы…. - догадывайтесь сами. Я зналъ ее еще ребенкомъ, но это не уменьшаетъ въ моихъ глазахъ ея прелестей. Однако, шутки въ сторону. Что дѣлали тутъ фокусники?
Я былъ недоволенъ своею дочерью, не за то что она дала мистеру Франклину поцѣловать себя, — пусть цѣлуетъ сколько угодно, — а за то, что она вынуждала меня повторять ему ея глупую исторію о фокусникахъ. Нечего дѣлать, нужно было разказать все обстоятельно. Но веселость мистера Франклина мгновенно исчезла. Онъ слушалъ меня насупивъ брови и подергивая себя за бороду. Когда же я кончилъ, онъ повторилъ вслѣдъ за мной два вопроса, предложенные мальчику главнымъ магикомъ, и повторилъ, очевидно, для того, чтобы лучше удержать ихъ въ своей памяти.
— Не по другой какой-нибудь дорогѣ, а именно по той, которая ведетъ къ этому дому, поѣдетъ сегодня Англичанинъ? Имѣетъ ли его Англичанинъ при себѣ? Я подозрѣваю, сказалъ мистеръ Франклинъ, вынимая изъ кармана маленькій запечатанный конвертъ, — что его означало вотъ это. А это, Бетереджъ, означаетъ не болѣе не менѣе какъ знаменитый желтый алмазъ дяди моего Гернкасля.
— Боже праведный, сэръ! воскликнулъ я:- какъ попалъ въ ваши руки алмазъ нечестиваго полковника?
— Въ завѣщаніи своемъ нечестивый полковникъ отказалъ его моей двоюродной сестрѣ Рахили, какъ подарокъ ко дню ея рожденія, отвѣчалъ мистеръ Франклинъ. — А отецъ мой, въ качествѣ дядина душеприкащика, поручилъ мнѣ доставить его сюда.
Еслибы море, кротко плескавшееся въ ту минуту на дюнахъ, вдругъ высохло передъ моими глазами, явленіе это поразило бы меня никакъ не болѣе чѣмъ слова мистера Франклина.
— Алмазъ полковника завѣщанъ миссъ Рахили! сказалъ я. — И вашъ отецъ, сэръ, былъ его душеприкащикомъ! А вѣдь я пошелъ бы на какое угодно пари, мистеръ Франклинъ, что отецъ вашъ не рѣшился бы дотронуться до полковника даже щипцами!
— Сильно сказано, Бетереджъ! Но въ чемъ же виноватъ былъ полковникъ? Впрочемъ, вѣдь онъ принадлежалъ скорѣе къ вашему поколѣнію нежели къ моему. Такъ сообщите же мнѣ о немъ все что вы знаете, а я разкажу вамъ, какимъ образомъ отецъ мой сдѣлался его душеприкащикомъ и еще кое-что. Въ Лондонѣ мнѣ пришлось сдѣлать о моемъ дядѣ Гернкаслѣ и это знаменитомъ алмазѣ не совсѣмъ благопріятныя открытія; но я желаю узнать отъ васъ, насколько она достовѣрны. Вы сейчасъ называли моего дядю «нечестивымъ полковникомъ». Пошарьте-ка въ своей памяти, старый другъ, и скажите, чѣмъ заслужилъ онъ это названіе.
Видя, что мистеръ Франклинъ говоритъ серіозно, я разказалъ ему все, и вотъ вамъ сущность моего разказа, который я повторяю здѣсь въ видахъ вашей же собственной пользы, читатели. Прочтите же его со вниманіемъ, иначе вы совсѣмъ растеряетесь, когда мы доберемся до самой середины этой запутанной исторіи. Выкиньте изъ головы дѣтей, обѣдъ, новую шляпку, словомъ, что бы тамъ ни было. Попытайтесь забыть политику, лошадей, биржевые курсы и клубный неудача. Надѣюсь, что вы не обидитесь моею смѣлостью; вѣдь это дѣлается единственно для того, чтобы возбудить ваше благосклонное вниманіе. Боже мой! развѣ не видалъ я въ вашихъ рукахъ знаменитѣйшихъ авторовъ, и развѣ я не знаю какъ легко отвлекается вниманіе читателей, когда его проситъ у нихъ не человѣкъ, а книга?