VII
Пока я обрѣтался въ такомъ растерянномъ состояніи ума, сильно нуждаясь хотя бы въ минуткѣ спокойнаго уединенія, для того чтобы снова оправиться, тутъ-то мнѣ и подвернулась дочь моя, Пенелопа (точь-въ-точь, какъ ея покойная мать сталкивалась со мной на лѣстницѣ), и мигомъ потребовала, чтобъ я разказалъ ей все происходившее на совѣщаніи между мной и мистеромъ Франклиномъ. Въ такихъ обстоятельствахъ оставалось тутъ же на мѣстѣ прихлопнуть гасильникомъ любопытство Пенелопы. Поэтому я отвѣтилъ ей, что мы съ мистеромъ Франклиномъ толковали объ иностранныхъ дѣлахъ, пока не договорились до-нельзя и не заснули оба на солнечномъ припекѣ. Попытайтесь отвѣтить что-нибудь въ этомъ родѣ въ первый разъ, какъ жена или дочь досадятъ вамъ неумѣстнымъ и несвоевременнымъ вопросомъ, и будьте увѣрены, что по врожденной женской кротости, онѣ при первомъ удобномъ случаѣ зацѣлуютъ васъ и возобновятъ разспросы.
Послѣполуденное время кое-какъ дотянулось; миледи съ миссъ Рахилью пріѣхали.
Нечего и говорить, какъ удивились онѣ, узнавъ о прибытіи мистера Франклина Блека и вторичномъ отъѣздѣ его верхомъ. Нечего также говоритъ, что онѣ тотчасъ же засыпали меня неумѣстными вопросами, а «иностранныя дѣла» и «сонъ на солнечномъ припекѣ» для нихъ-то ужъ не годились. Изобрѣтательность моя истощилась, и я могъ только сказать, что прибытіе мистера Франклина съ утреннимъ поѣздомъ надо приписать единственно одной изъ его причудъ. Будучи вслѣдъ за тѣмъ спрошенъ, неужели отъѣздъ его верхомъ былъ также причудой, я сказалъ: «точно такъ» и, кажется, чистенько отдѣлался этимъ отвѣтомъ.
Преодолѣвъ затрудненія съ дамами, я встрѣтилъ еще больше затрудненій, воротясь въ свою комнату. Пришла Пенелопа, съ свойственною женщинамъ кротостью и врожденнымъ женскомъ любопытствомъ, за поцѣлуями и разспросами. На этотъ разъ она только желала услыхать отъ меня, что такое сдѣлалось съ нашею младшею горничной, Розанной Сперманъ.
Оставивъ мистера Франклина со мной на зыбучихъ пескахъ, Розанна, повидимому, вернулась домой въ самомъ непонятномъ расположеніи духа. Она (если вѣрить Пенелопѣ) мѣнялась, какъ цвѣта радуги. Была весела безъ всякой причины и безпричинно грустна. Не переводя духу, засыпала сотней вопросовъ о мистерѣ Франклинѣ Блекѣ и тутъ же разсердилась на Пенелопу, какъ та смѣла подумать, чтобы заѣзжій джентльменъ могъ ее сколько-нибудь интересовать. Ее застали улыбающеюся, и чертящею вензель мистера Франклина на крышкѣ рабочаго столика. Въ другой разъ ее застали въ слезахъ, смотрѣвшею въ зеркало на свое уродливое плечо. Не знавали ли она съ мистеромъ Франклиномъ другъ друга до нынѣшняго дня? Невозможно! Не слыхали ли чего другъ о другѣ? Опятъ невозможно! Я готовъ бы засвидѣтельствовать неподдѣльность удивленія мистера Франклина въ то время, какъ дѣвушка уставилась на него глазами. Пенелопа готова была засвидѣтельствовать неподдѣльное любопытство, съ какимъ дѣвушка разспрашивала о мистерѣ Франклинѣ. Наши переговоры, при такомъ способѣ веденія ихъ, тянулись довольно скучно, пока дочь моя не кончила ихъ, внезапно разразясь такимъ чудовищнымъ предположеніемъ, что я, кажется, отъ роду не слыхивалъ подобнаго.
— Батюшка, совершенно серіозно проговорила Пенелопа:- тутъ одна разгадка. Розанна съ перваго взгляда влюбилась въ мистера Франклина Блека!
Вы, конечно, слыхали о прелестныхъ молодыхъ леди, влюблявшихся съ перваго взгляда, и находили это довольно естественнымъ. Но горничная изъ исправительнаго дома, съ простымъ лицомъ и уродливымъ плечомъ, влюбляющаяся съ перваго взгляда въ джентльмена, пріѣхавшаго посѣтить ея госпожу, — найдите мнѣ, если можете, что-нибудь подъ пару этой нелѣпости въ любомъ изъ романовъ христіанскаго міра!
Я такъ хохоталъ, что у меня слезы текла по щекамъ. Пенелопа какъ-то странно огорчалась моимъ смѣхомъ.
— Никогда я не видывала васъ, батюшка, такимъ злымъ, кротко проговорила она и ушла.
Слова моей дѣвочка точно обдала меня холодною водой. Я взбѣсился на себя за то неловкое ощущеніе, съ которымъ выслушалъ ее, но ощущеніе все-таки было. Но перемѣнимъ матерію съ вашего позволенія. Мнѣ прискорбно, что я увлекся разказомъ, и не безъ причины, какъ вы увидите, прочитавъ немного далѣе.
Насталъ вечеръ, и вскорѣ послѣ звонка, извѣщавшаго о предъобѣденномъ туалетѣ, мистеръ Франклинъ вернулся изъ Фризингалла. Я самъ понесъ горячую воду въ его комнату, надѣясь, послѣ такой продолжительной отлучки, услышать что-нибудь новое. Но къ величайшему разочарованію моему (вѣроятно, такъ же и вашему), ничего не случилось. Онъ не встрѣчалъ Индѣйцевъ на пути своемъ — ни туда, ни обратно. Онъ сдалъ Лунный камень въ банкъ, обозначивъ его просто драгоцѣнностью высокой стоимости, и благополучно привезъ расписку въ его полученіи. Я пошелъ внизъ, находя, что все это какъ-то прозаично кончилось послѣ нашихъ утреннихъ тревогъ объ алмазѣ.