— Спросите его сами, — отвечала Пенелопа — и увидите тогда, станет ли он смеяться.
Постращав меня этою последнею угрозой, дочь моя ушла. Оставшись один, я порешил сам с собой расспросить об этом мистера Франклина, единственно для того чтоб успокоить Пенелопу. Какой в этот же вечер произошел между нами разговор, об этом предмете вы узнаете в своем месте. Но так как мне не хотелось бы возбудить ваших ожиданий с тем, чтобы после обмануть их, то прежде чем идти вперед, я предупрежу вас в заключение этой главы, что разговор наш о фокусниках оказался далеко не шутливым. К великому удивлению моему, мистер Франклин принял это известие так же серьезно, как приняла его и Пенелопа. А насколько серьезно, вы поймете это сами, когда я скажу вам, что, по мнению мистера Франклина, под словом его подразумевался Лунный камень.
IV
Мне право очень жаль, читатель, что я еще на несколько времени должен удержать вас около себя и своего плетеного стула. Знаю, что сонливый старик, греющийся на солнечной стороне заднего двора, не представляет ничего интересного. Но для всего есть свой черед, и потому вам необходимо посидеть минутку со мной в ожидании приезда мистера Франклина Блека. Не успел я вторично задремать после ухода дочери моей Пенелопы, как меня снова потревожил долетавший из людской звон тарелок и блюд, который означал время обеда. Не имея ничего общего со столом прислуги (мой обед мне приносят в мою комнату), я мог только пожелать им всем хорошего аппетита, прежде чем снова успокоиться в своем кресле. Едва я успел вытянуть ноги, как на меня наскочила другая женщина. Но на этот раз то была не дочь моя, а кухарка Нанси. Я загородил ей дорогу и заметил, когда она просила меня пропустить ее, что у нее сердитое лицо, чего я, как глава прислуги, по принципу, никогда не оставляю без исследования.
— Зачем вы бежите от обеда? — спросил я. — Что случилось, Нанси?
Нанси хотела было выскользнуть, не отвечая; но я встал и взял ее за ухо. Она маленькая толстушка, а я имею привычку выражать этою лаской свое личное благоволение к девушке.
— Что же случилось? — повторил я.
— Розанна опять опоздала к обеду, — сказала Нанси. — Меня послали за нею. Все тяжелые работы в этом доме падают на мои плечи. Отставьте, мистер Бетередж!
Розанна, о которой она упоминала, была ваша вторая горничная. Чувствуя к ней некоторого рода сострадание (вы сейчас узнаете почему), и видя по лицу Нанси, что она готова была осыпать свою подругу словами более жесткими, чем того требовали обстоятельства, я вспомнил, что не имея никакого особенного занятия, я и сам могу сходить за Розанной, и кстати посоветовать ей на будущее время быть поисправнее, что она, вероятно, терпеливее примет от меня.
— Где Розанна? — спросил я.
— Конечно на песках! — отвечала Нанси, встряхнув головой. — Сегодня утром с ней опять приключился обморок, и она просила позволение пойти подышать чистым воздухом. У меня не хватает с ней терпения!
— Идите обедать, моя милая, — сказал я. — У меня достанет терпения, и я сам схожу за Розанной.
Нанси (имевшая славный аппетит) осталась этим очень довольна. Когда она довольна, она мила. А когда она мила, я щиплю ее за подбородок. Это вовсе не безнравственно, это не более как привычка.
Я взял свою палку и отправился на пески.
Нет, погодите. Делать нечего, видно придется еще немножко задержать вас; мне необходимо сперва рассказать вам историю песков и историю Розанны, так как дело об алмазе близко касается их обоих. Сколько ни стараюсь я избегать отступлений в своем рассказе, а все безуспешно. Но что же делать! В этой жизни лица и вещи так перепутываются между собой и так навязчиво напрашиваются на наше внимание, что иногда нет возможности обойти их молчанием. Будьте же хладнокровнее, читатель, и я обещаю вам, что мы скоро проникнем в самую глубь тайны.
Розанна (простая вежливость заставляет меня отдать преимущество лицу перед вещью) была единственная новая служанка в нашем доме. Четыре месяца тому назад госпожа моя была в Лондоне и посещала один из исправительных домов, имеющих целью не допускать освобожденных из тюрьмы преступниц снова возвратиться к порочной жизни. Видя, что госпожа моя интересуется этим учреждением, надзирательница указала ей на одну девушку, по имени Розанна Сперман, и рассказала про нее такую печальную историю, что у меня не хватает духа повторить ее здесь. Я не люблю сокрушаться без нужды, да и вы, вероятно, также, читатель. Дело в том, что Розанна Сперман была воровка; но не принадлежа к числу тех воров, которые образуют целое общество в Сити, и не довольствуясь кражей у одного лица, обкрадывают целые тысячи, она была схвачена и по приговору суда посажена в тюрьму, а оттуда переведена в исправительный дом.