Надзирательница находила, что (несмотря на свое прежнее поведение), Розанна была славная девушка, и что ей недоставало только случая заслужить участие любой христианки. Госпожа моя (другую подобную ей христианку трудно было бы сыскать на свете) отвечала надзирательнице, что она доставит этот случай Розанне Сперман, взяв ее к себе в услужение.
Неделю спустя Розанна Сперман поступила к нам в должность второй горничной. Кроме меня, и мисс Рэйчел, никто не знал ее истории. Госпожа моя, делавшая мне честь спрашивать моего совета во многих случаях, посоветовалась со мной и относительно Розанны.
Усвоив себе в последнее время привычку покойного сэр Джона — всегда соглашаться с моею госпожой, я, и в настоящем случае согласился с нею вполне. Вряд ли кому пришлось бы найти такой удобный случай для исправления, какой представился Розанне в нашем доме. На один слуга не мог бы упрекнуть ее за прошлое, потому что оно было тайной для всех. Она получала свое жалованье, пользовалась некоторыми привилегиями наравне с остальною прислугой, и от времени до времени была поощряема дружеским словом моей госпожи. За то и Розанна оказалась, нужно ей отдать справедливость, весьма достойною подобного обращения. Слабого здоровья, и подверженная частым обморокам, о которых было упомянуто выше, она исполнила свою обязанность скромно, безропотно, старательно и исправно. Но, несмотря на то, она не сумела приобрести себе друзей между остальными служанками, за исключением дочери моей Пенелопы, которая, избегая особенно тесного сближения, всегда обращалась с нею ласково и приветливо. Сам не понимаю, за что они невзлюбили эту девушку. Конечно, не красота ее могла возбудить их зависть, потому что она была самой непривлекательной наружности, а вдобавок еще имела одно плечо выше другого. Мне кажется, что прислуге в особенности не нравилась ее молчаливость и любовь к уединению. Между тем, как другие в свободное время болтали и сплетничали, она занималась работой или чтением. Когда же наступала ее очередь выходить со двора, то она спокойно надевала свою шляпку и шла прогуливаться одна. Она ни с кем не ссорилась, ничем не обижалась; но не нарушая правил общежития и вежливости, она упорно держала своих сотоварищей на довольно далеком от себя расстоянии. Прибавьте к этому, что при всей простоте ее, в ней было нечто, скорее принадлежащее леди, чем простой горничной. В чем именно проявлялось это, в голосе или в выражении ее лица — не умею сказать вам точно; знаю только, что с первого же дня ее поступления в дом это возбудило против нее сильные нападки со стороны других женщин, которые говорили (что было, однако, совершенно несправедливо), будто Розанна Сперман важничает. Рассказав теперь историю Розанны, мне остается упомянуть еще об одной из многих странностей этой непонятной девушки, чтобы затем уже прямо перейти к истории песков.
Дом наш стоит в близком расстоянии от моря, на одном из самых возвышенных пунктов йоркширского берега. Идущие от него во всех направлениях дорожки так и манят к прогулке, за исключением одной, которая ведет к морю. Это, по моему мнению, преотвратительная дорога. Пролегая на четверть мили через печальные места, поросшие сосновым лесом, она тянется далее между двумя рядами низких утесов и приводит вас к самой уединенной и некрасивой маленькой бухте на всем нашем берегу. Отсюда спускаются к морю песчаные холмы и образуют наконец два остроконечные, насупротив друг друга лежащие утеса, которые далеко выдаются в море и теряются в его волнах. Один из них носит название северного, другой южного утеса. Между ними, колеблясь из стороны в сторону в известные времена года, находятся самые ужаснейшие зыбучие пески йоркширского берега. Во время отлива что-то движется под ними в неизведанных безднах земли, заставляя всю поверхность дюн волноваться самым необыкновенным образом; вследствие чего жители этих мест дали им название «зыбучих песков». Лежащая у входа в залив большая насыпь в полмили длиной служит преградой свирепым натискам открытого океана. Зимой и летом, во время отлива, море оставляет как бы позади насыпи свои яростные волны и уже плавным, тихим потоком разливается по песку. Нечего сказать, уединенное и мрачное место! Ни одна лодка не отваживается войти в этот залив. Дети соседней рыбачьей деревни, Коббс-Голь, никогда не приходят играть сюда, и мне кажется, что самые птицы летят как можно дальше от зыбучих песков. Потому я решительно не мог понять, каким образом молодая девушка, имевшая возможность выбирать себе любое место для прогулки и всегда найти достаточно спутников, готовых идти с ней по ее первому зову, предпочитала уходить сюда одна и проводить здесь время за работой или чтением. Объясняйте это как угодно, но дело в том, что Розанна Сперман по преимуществу ходила гулять сюда, за исключением одного или двух раз, когда она отправлялась в Коббс-Голь проведать свою единственную жившую вблизи подругу, о которой мы поговорим впоследствии.