Я говорил с ней строго; мне досадно было (в мои лета) слышать, что двадцатипятилетняя женщина толкует о смерти! Но, должно быть, она не слыхала слов моих, потому что, положив мне руку на плечо, она не трогалась с места и таким образом продолжала удерживать меня подле себя.
— Это место очаровало меня, — сказала она. — Ночью я вижу его во сне; днем я мечтаю о нем, сидя за своею работой. Вы знаете, мистер Бетередж, что я признательна за сделанное мне добро; я стараюсь показать себя достойною вашего расположения и доверия миледи. Но иногда мне кажется, что жизнь в этом доме слишком хороша и безмятежна для такой женщины как я, которая столько наделала, мистер Бетередж, столько испытала. Я чувствую себя менее одинокою в этом уединенном месте, нежели посреди прочих слуг, которые не имеют ничего общего со мной. Конечно, ни миледи, ни надзирательнице исправительного дома не понять, каким ужасным упреком служат честные люди таким женщинам, как я. Не браните меня, миленький мистер Бетередж. Ведь я все делаю, что мне приказывают — не правда ли? Не говорите же миледи, что я чем-нибудь недовольна; напротив того, я всем довольна. Иногда только душа моя смущается — вот и все.
Вдруг она отдернула свою руку от моего плеча и указала мне на пески.
— Смотрите, — сказала Розанна, — не удивительное ли, не ужасное ли это зрелище?
Мне уже не раз приходилось его видеть и, несмотря на то, оно всегда кажется мне новым. Я взглянул по направлению ее руки. В это время начинался отлив, и страшный песчаный берег заколыхался. Его обширная бурая поверхность медленно вздулась, потом подернулась мелкою рябью и задрожала.
— Знаете ли, на что это похоже? — сказала Розанна, схватив меня опять за плечо. — Мне кажется, будто под этими песками задыхаются сотни людей; они силятся выйти на поверхность, но все глубже и глубже погружаются в бездну! Бросьте туда камень, мистер Бетередж, бросьте и посмотрите, как его втянет в песок.
Вот он горячечный бред-то! Вот он тощий-то желудок, действующий на тревожный ум! С языка моего уже готов был сорваться резкий ответ — в интересах самой бедняжки, уверяю вас, — как вдруг внезапно раздавшийся между холмами голос остановил меня. «Бетередж, — взывал голос, — где вы?» «3десь», — отвечал я, не понимая, кто бы мог звать меня. Розанна вскочила и стала глядеть по тому направлению, откуда слышался голос. Я и сам собирался уже встать, но заметив внезапную перемену, происшедшую в лице девушки, остался прикованным к своему месту. По щекам Розанны разлился прелестный румянец, какого еще никогда не приходилось мне у нее видеть: безмолвное, радостное изумление сказалось во всей ее фигуре. «Кого вы там видите?», — спросил я. Розанна только повторила мой вопрос: «О! кого я вижу?», прошептала она, как бы думая вслух. Но, вставая с своего места, я повернулся, и стал смотреть, кто бы мог звать меня. К нам шел из-за холмов молодой джентльмен, в светлом летнем платье, такой же шляпе и перчатках, с розаном в петлице и с столь ясным улыбающимся лицом, что даже эта мрачная местность должна была озариться от его улыбки. Прежде нежели я успел встать, он бросился возле меня на песок, обняв меня по иностранному обычаю и так крепко стиснул в своих объятиях, что из меня чуть-чуть не вылетел дух.
— Милый старый Бетередж, — говорил он. — Я должен вам семь шиллингов с половиной. Теперь, надеюсь, вы догадываетесь кто я?
Боже праведный! Это был мистер Франклин Блек, приехавший четырьмя часами ранее, чем мы его ожидали. Не успел я еще вымолвить и слова, как мне показалось, что мистер Франклин перенес удивленный взор свой на Розанну. Вслед за ним и я посмотрел на нее. Вероятно, смутившись от взгляда мистера Франклина, она сделалась вся пунцовою, и в замешательстве, которого ничем не могу объяснить себе, ушла от нас, не поклонившись ему и не сказав ни слова мне. Я не узнавал Розанны, потому что, вообще говоря, трудно было найти более учтивую и благопристойную горничную.
— Вот странная девушка, — сказал мистер Франклин. — Не понимаю, что она находит во мне такого необыкновенного?
— Мне кажется, сэр, — отвечал я, подсмеиваясь над его континентальным воспитанием, — ее удивляет ваш заграничный лоск.
Я привел здесь пустой вопрос мистера Франклина, равно как и свой дурацкий ответ лишь в утешение и ободрение всем ограниченным людям; потому что не раз случалось мне видеть, какую отраду приносит им сознание, что и более одаренные их собратья оказываются в иных случаях столько же ненаходчивы, как и она сама. Ни мистеру Франклину с его удивительным заграничным воспитанием, ни мне с моим многолетним опытом и врожденным остроумием и в голову не приходило, что было действительною причиной необъяснимого смущение Розанны Сперман. Впрочем, мы забыли о бедняжке прежде, нежели скрылся за холмами ее маленький серый плащ. «Ну, что же из этого следует?», вероятно, спросит читатель. Читайте, почтенный друг, читайте терпеливее, и кто знает, не пожалеете ли вы Розанну Сперман столько же, сколько пожалел я, когда узнал всю истину.