Мы поспешно вернулись домой, поспешно заседлали самого быстрого коня, и мистер Франклин по всех ног поскакал с проклятым алмазом еще раз в кладовую банка. Когда затих последний топот копыт его лошади, и я, оставшись один, пошел назад ко двору, мне, кажется, хотелось спросить себя, не пробудился ли я от сна.
VII
Пока я обретался в таком растерянном состоянии ума, сильно нуждаясь хотя бы в минутке спокойного уединения, для того чтобы снова оправиться, тут-то мне и подвернулась дочь моя, Пенелопа (точь-в-точь, как ее покойная мать сталкивалась со мной на лестнице), и мигом потребовала, чтоб я рассказал ей все происходившее на совещании между мной и мистером Франклином. В таких обстоятельствах оставалось тут же на месте прихлопнуть гасильником любопытство Пенелопы. Поэтому я ответил ей, что мы с мистером Франклином толковали об иностранных делах, пока не договорились донельзя и не заснули оба на солнечном припеке. Попытайтесь ответить что-нибудь в этом роде в первый раз, как жена или дочь досадят вам неуместным и несвоевременным вопросом, и будьте уверены, что по врожденной женской кротости, они при первом удобном случае зацелуют вас и возобновят расспросы.
Послеполуденное время кое-как дотянулось; миледи с мисс Рэйчел приехали.
Нечего и говорить, как удивились они, узнав о прибытии мистера Франклина Блека и вторичном отъезде его верхом. Нечего также говорить, что они тотчас же засыпали меня неуместными вопросами, а «иностранные дела» и «сон на солнечном припеке» для них-то уж не годились. Изобретательность моя истощилась, и я мог только сказать, что прибытие мистера Франклина с утренним поездом надо приписать единственно одной из его причуд. Будучи вслед за тем спрошен, неужели отъезд его верхом был также причудой, я сказал: «точно так» и, кажется, чистенько отделался этим ответом.
Преодолев затруднение с дамами, я встретил еще больше затруднений, воротясь в свою комнату. Пришла Пенелопа, с свойственною женщинам кротостью и врожденным женском любопытством, за поцелуями и расспросами. На этот раз она только желала услыхать от меня, что такое сделалось с нашею младшею горничной, Розанной Сперман.
Оставив мистера Франклина со мной на зыбучих песках, Розанна, по-видимому, вернулась домой в самом непонятном расположении духа. Она (если верить Пенелопе) менялась, как цвета радуги. Была весела без всякой причины и беспричинно грустна. Не переводя духу, засыпала сотней вопросов о мистере Франклине Блеке и тут же рассердилась на Пенелопу, как та смела подумать, чтобы заезжий джентльмен мог ее сколько-нибудь интересовать. Ее застали улыбающеюся, и чертящею вензель мистера Франклина на крышке рабочего столика. В другой раз ее застали в слезах, смотревшею в зеркало на свое уродливое плечо. Не знавали ли она с мистером Франклином друг друга до нынешнего дня? Невозможно! Не слыхали ли чего друг о друге? Опять невозможно! Я готов был засвидетельствовать неподдельность удивления мистера Франклина в то время, как девушка уставилась на него глазами. Пенелопа готова была засвидетельствовать неподдельное любопытство, с каким девушка расспрашивала о мистере Франклине. Наши переговоры, при таком способе ведения их, тянулись довольно скучно, пока дочь моя не кончила их, внезапно разразясь таким чудовищным предположением, что я, кажется, от роду не слыхивал подобного.
— Батюшка, — совершенно серьезно проговорила Пенелопа, — тут одна разгадка. Розанна с первого взгляда влюбилась в мистера Франклина Блека!
Вы, конечно, слыхали о прелестных молодых леди, влюблявшихся с первого взгляда, и находили это довольно естественным. Но горничная из исправительного дома, с простым лицом и уродливым плечом, влюбляющаяся с первого взгляда в джентльмена, приехавшего посетить ее госпожу, — найдите мне, если можете, что-нибудь под пару этой нелепости в любом из романов христианского мира!
Я так хохотал, что у меня слезы текла по щекам. Пенелопа как-то странно огорчалась моим смехом.
— Никогда я не видывала вас, батюшка, таким злым, — кротко проговорила она и ушла.
Слова моей девочки точно обдали меня холодною водой. Я взбесился на себя за то неловкое ощущение, с которым выслушал ее, но ощущение все-таки было. Но переменим материю с вашего позволения. Мне прискорбно, что я увлекся рассказом, и не без причины, как вы увидите, прочитав немного далее.
Настал вечер, и вскоре после звонка, извещавшего о предобеденном туалете, мистер Франклин вернулся из Фризингалла. Я сам понес горячую воду в его комнату, надеясь, после такой продолжительной отлучки, услышать что-нибудь новое. Но к величайшему разочарованию моему (вероятно, также и вашему), ничего не случилось. Он не встречал индийцев на пути своем — ни туда, ни обратно. Он сдал Лунный камень в банк, обозначив его просто драгоценностью высокой стоимости, и благополучно привез расписку в его получении. Я пошел вниз, находя, что все это как-то прозаично кончилось после наших утренних тревог об алмазе.