Как происходило свидание мистера Франклина с его тетушкой и кузиной, этого я не знаю.
Я готов был бы заплатить за право служить в тот день за столом. Но при моем положении в доме, служить за столом (кроме торжественных семейных празднеств) значило бы ронять свое достоинство в глазах прочей прислуги, а миледи и так уже считала меня весьма склонным к этому. В этот вечер вести с верхних этажей дошли до меня от Пенелопы и выездного лакея. Пенелопа сообщила, что никогда не знавала еще за мисс Рэйчел такой заботливости о своей прическе и никогда не видывала ее такою веселою и прелестною, как в то время, когда она пошла встречать мистера Франклина в гостиной. Лакей отрапортовал, что сохранение почтительной степенности в присутствии высших и прислуживание мистеру Франклину Блеку за столом — две вещи, до того трудно согласуемые между собой, что в его служебном поприще не встречалось еще ничего подобного. Вечерком попозднее мы слышали их игру и пение дуэтов, причем мистер Франклин забирал высоко, а мисс Рэйчел еще выше, и миледи, едва поспевая за ними на фортепиано, словно в скачке через рвы и заборы, все-таки благополучно достигала цели. Дивно было и приятно слушать эту музыку в ночной тиши сквозь отворенные окна на террасу. Еще позднее я принес мистеру Франклину вина и содовой воды в курильную комнату и нашел, что мисс Рэйчел совершенно вытеснила из его головы алмаз. «Очаровательнейшая девушка из всех виденных мной по приезде в Англию», вот все чего я мог от него добиться, пытаясь навести разговор на более серьезную тему.
Около полуночи я, по обычаю, пошел в обход вокруг дома, чтобы запереть все двери, в сопровождении своего помощника (лакея Самуила). Когда все двери, кроме боковой на террасу, были заперты, я отпустил Самуила на покой и вышел подышать свежим воздухом на сон грядущий.
Ночь была тихая, облачная, а месяц во всей полноте сиял на небе. На дворе до того все приумолкло, что ко мне, хотя очень слабо и глухо, по временам доносился ропот моря, когда прибой вздымался на песчаную отмель в устье вашей губы. Дом стоял так, что терраса была в тени его; но белый свет луны ярко обдавал гравельную дорожку, огибавшую террасу сбоку. Поглядев сперва на небо, а потом и в направлении дорожки, я заметил человеческую тень, отбрасываемую месяцем далеко вперед из-за угла дома.
Будучи стар и хитер, я удержался от оклика. Но так как я, вместе с тем, к несчастию, стар и тяжеловат, то ноги изменили мне на песке. Прежде чем я успел внезапно прокрасться за угол дома, я услыхал торопливый бег более легких ног и, кажется, не одной пары. Пока я достиг угла, беглецы исчезли в кустарнике по ту сторону дорожки и скрылись из виду в чаще деревьев и куртин той части сада. Из кустарников они легко могли пробраться через решетку на большую дорогу. Будь я лет на сорок помоложе, быть может, мне удалось бы перехватить их, прежде чем они выбрались бы из нашего обиталища. Но теперь я воротился за парою ног помоложе моих. Никого не беспокоя, мы с Самуилом взяли по ружью и пошли в обход около дома и по кустарникам. Удостоверясь, что в наших владениях нет ни одного бродяги, мы вернулись назад. Переходя дорожку, на которой видел тень, я в первый раз еще заметил светленькую вещицу, лежащую в свете месяца на песке. Подняв ее, я увидал, что это скляночка с какою-то густою, приятно-пахучею жидкостью, черною, как чернила.
Я ничего не сказал Самуилу. Но вспомнив рассказ Пенелопы о фокусниках и чернильной лужице в горсти мальчика, и тотчас заподозрил, что потревожил трех индийцев, шатавшихся вокруг дома и занятых разведками об алмазе.
VIII
Здесь я нахожу нужным приостановиться.
Вызывая собственные воспоминания, и в помощь им справляясь с дневником Пенелопы, я считаю возможным окинуть лишь беглым взглядом промежуток времени между приездом мистера Франклина Блека и днем рождения мисс Рэйчел. Большею частью дни проходили без всяких событий, о которых стоило бы упомянуть. Итак, с вашего позволения и при помощи Пенелопы, я отмечу здесь только некоторые числа, предоставляя себе возобновить рассказ изо дня в день, лишь только дойдем до той поры, когда Лунный камень стал главнейшею заботой всех домашних.