Я узнал мамино кольцо и жреческий нож с узорчатой рукоятью и узким лезвием, испещренным рунами. Наверняка старик вытащил их из моих лохмотьев. Глупо. Как все глупо!
– Не мое. Подобрал я это, – сказал я. И совсем не лгал.
Кольцо я поднял в святилище с горстки серебристого праха, оставшегося от матери, рассыпавшейся после того, как Ионт ударил ее этим ножом. Я вырвал его из груди брата, когда коронованный жрец, принеся и его в жертву, отвлекся. И не знаю, какая сила вошла в меня в тот миг, кто направил мою слабую мальчишескую руку, но она не дрогнула, полоснув императора по горлу. И я спасся. Бежал в древний Лабиринт Нертаиля, о котором ходили самые жуткие слухи.
И там Тьма укрыла и поглотила меня.
– Стало быть, подобрал… Кольцо императрицы Сеаны и ритуальный нож жреца Эйне, – глаза паттера под лохматыми бровями смешливо заблестели. Он показал на ком грязного рванья. – Твое счастье, что могильщики не поняли, из какой ткани сшита эта одежда. Я пытался сжечь ее, но она не горит. Ты побывал за Небесными Вратами, парень.
Я пожал плечами:
– Понятия не имею, что за одежда. Я бродяга. Попал в переплет, был избит. Очнулся, а тут такое…
Он сел на табурет у стола, грубо сколоченного из струганных досок.
– Вот ведь, Лостер. Я всю жизнь, почитай, думал, почему одни поднимаются выше других? Почему власть им дана над людьми, за какие такие заслуги? За душу, может быть, светлую или сердце чистое? А сегодня, глядя на тебя, понял: лгать они умеют в глаза, не дрогнув. Вот и вся хитрость.
Я не пошевелился и смотрел прямо. Разве я лгал?
Смотритель улыбнулся.
– Я ж тебя сразу признал, хоть и вырос ты и даже поседел чуток, – старик, протянув жилистую руку, коснулся моих волос. – А признал потому, что десять лет назад, когда императора Ионта и одного из принцев-близнецов хоронили, видел такое же лицо, только совсем мальчишеское. Говорили, зарезали их жрецы Эйне, да многие в столице не верили. Зачем, мол, это тем, кто кукловодом императора стал, а с его смертью власть потерял? А теперь, – старик кивнул на жреческий нож. – Теперь ясно, что так и было. Говорили еще, что второго принца похитили. А ты, значит, спасся, незнамо как. Так неужели ты думаешь, что кто-то из нас, слуг Единого, тебя выдаст?
Я срочно сменил тему.
– А кто сейчас император?
– Ардонской империи уже нет. Развалилась после смерти Ионта. Теперь это дюжина королевств и княжеств мелкого пошиба, как и было до Завоевателя. Самое крупное – королевство Нертаиль, по имени прежней имперской столицы. И сейчас как раз идет война Нертаиля с князем Энеарелли.
При упоминании этого имени сердце дрогнуло и едва не выскочило через горло. Мой дед жив! Я не смел и надеяться. Знал еще с детства, что Ионт, когда захватил замок князя Энеарелли, бросил его в каземат, а его дочь, княжна Сеана, стала военной добычей императора и моей матерью. Ионт любил похваляться нам с братом своими подвигами: учил наследников.
– Кто же ведет войска Нертаиля, благой паттер?
– Интересные вопросы для простого бродяги, – усмехнулся смотритель, намекая, что любопытство кошку сгубило, и я позорно вышел из роли. – Власть у нас взял герцог Стиган из старой аристократии. Через год его короновали, вот только мало кто из герцогов да князей признал его как короля. Междоусобица у нас. Князь Дорант Энеарелли завоевал уже весь юго-запад.
«Зачем это деду? – задумался я. – Не Гончары ли его подбивают?»
– И ведь мало нам войны, так еще и эпидемии лютуют, – говорил смотритель. – Вчера вот здешний смотритель помер, так я за него пока. Нельзя тебе тут оставаться, Лостер. Опасно. Найдут тебя Гончары и дарэйли. Их, кстати, много в войске князя Доранта.
«И почему я не удивлен? А ведь не случайно паттер вспомнил о дарэйли», – усмехнулся я, переспросив:
– Дарэйли? Расскажи.
– Неужто не слышал никогда? – старик, мягко улыбнувшись, принял игру в «я не я, и рожа не моя». – Можно сказать – духи, запертые в плоть человеческую. Гончары называют их сосудами с дарами бога Эйнэ. Они только с виду как люди, но всегда парами рождаются, близнецами. Ты в своем дворце играл в чет или нечет?
Вот так. Принял он игру, как же. «В своем дворце». Помедлив, я кивнул.
– И что чаще выпадало? – прищурился он. А улыбка стала доброй-доброй.
– Да почти поровну.
– Вот то-то. Говорят, в близнецах-дарэйли – разные стороны одной силы, темная и светлая. А кто-то считает, что они – как счастье и несчастье, удача и неудача. Мы, слуги Единого, думаем, что в них воплощаются либо ангел-хранитель, либо демон-разрушитель. Потому и не любят мои братья Гончаров: кощунство это – демонов воплощать в мир. Одного из близнецов жрецы всегда убивают.