— Здравствуйте. Садитесь… Я ваш новый классный руководитель.
— О-о-о…
— Здорово! (Потихоньку.)
— Гауляйтер! (Потихоньку.)
Но слух-то у меня даже излишне хороший.
— Не гауляйтер, а если уж так — классенляйтер. Ферштейн зи?
— Я-а! — отозвался с предпоследней парты парнишка, вертлявый и быстрый, с огромнейшими бледно-голубыми глазами, которые, однако, никак не назовешь глазами мечтателя.
Рядом за партой, беспечно и презрительно развалясь, всем видом демонстрируя полнейшее ко мне пренебрежение, — некто с блестящей крашеной челкой, сальными патлами и прицельным прилипающим взглядом. Вот, говорят, образ надо в развитии давать. А тут образ был налицо, развивать, кажется, нечего.
«Не эти ли двое допрашивали вчера на лестнице? Вроде бы… Орлов с Нечесовым? Который из них Орлов? Этот непоседа или крашеный?»
— Так вот… Буду вести у вас историю, а когда перейдем в одиннадцатый, и обществоведение…
— Мы думали — немецкий…
— Я так и понял. Кто староста?
Заоборачивались друг на друга.
— А его — нету, — скороговоркой тот же парнишка-непоседа.
— Не выбирали… — голос из угла.
— Човрешь! Конюхова выбирали. Не стал ходить…
— А кто был в прошлом году?
— Ха! Здесьпрошлогодних… Валька с Лидкой да мы…
— Когда отвечаешь учителю, полагается встать. (Ну вот, зачем с ходу читаю мораль? Тысячи раз он ее слышал и все знает. А как же быть? С чего начинается дисциплина? «С чего начинается ро-ди-на», — возник в голове напев.)
— Човсегда вставать? — удивился голубоглазый.
— Да. Представь, что ты солдат, а я офицер…
— Хе… Я ведьнесолдат…
— Зато я — офицер… Как твоя фамилия?
— Азачемвам?
— Вот тебе нá. Да ты что это, друг?! Учишься в моем классе…
— Ну, Нечесов…
— Нунечесов?
Девочки хихикнули.
— Нечесов… — парнишка встал, сосед неторопливо потянул его за брючный ремень, приглашая сесть.
— А твоего соседа?
— Орлов
— Я у него спрашиваю, а ты садись. Как фамилия?
— Сказали же… — Коричнево-черный приземистый Орлов глядел с откровенно угрожающим презрением.
Родятся, что ли, такие парни, словно бы готовые хулиганы, и все у них с пеленок — хулиганское: голос, взгляд, повадки. Задумываюсь над этим. Почему подчас лицо, скажем, шофера так подходит к кабине грузовика, а иной словно бы приложение к скрипке? Итак, пожалуй, пока хватит профессий. Профессия определяет человека или человек рождается для своей профессии, ищет и находит ее, хоть и часто ошибается, и природа, наверное, ошибается тоже… Однако что такое хулиган? Способность отравлять жизнь? Гены какие-нибудь? Недостаток воспитания?
— Что ж, Орлов, фамилия у тебя хорошая. Встань, пожалуйста, и объясни, где ты работаешь…
О, сцена, достойная Академического Художественного театра! Медленно-медленно, нехотя-нехотя, так нехотя, чтобы всем было видно (только так и должен был вставать), Орлов поднялся, покосился на одну стену, поглядел на потолок, на другую стену…
— Значит, не работаешь?
— ...
— И не собираешься?
Опять оглядывание потолка и стен.
— Что же?
— …Собираюсь.
— Когда?
— Не знаю.
— Садись.
Итак, первую пару выяснил. Кое-что сошлось в предварительных представлениях. Да-с, личности… А кто же эти: «Валька с Лидкой?»
Вспомнил: «Горохова Лидия. Медсестра. Год рождения 1956. Русская. Больница номер 21». Здесь ли?
— Горохова? — спросил, обводя класс взглядом.
— Я…
Смущаясь, алея тонкой кожей округлого, несколько даже широкого лица, поднялась девушка с передней парты. Стояла, опустив большие ресницы, красивая, здоровая, розовая — про таких вот и говорят «как маков цвет». И словно бы сам я застеснялся этой чудной свежей красоты, которую странным образом не заметил, войдя в класс. Давно-давно не встречал я такой девушки в русском былинном стиле, а это в самом деле была та редкая теперь красота крестьянки, но крестьянки особенной, благородной, как царевна, на диво пошел бы ей парчовый сарафан, кокошник с жемчугами — вообще все древнее, русское…
Озадаченно молчал, отмечая что-то в журнале, а пушкинские строки так и вспоминались: «Белолица, черноброва, нраву кроткого такого…» Хоть и не было у этой Гороховой черных бровей, а были лишь темнее светло-русых, с льняным блеском волос.
— Садитесь! — строго сказал я и зачем-то ворчливо добавил: — Что же вас так мало сегодня?
— Ха! Еще много…