Среди посетителей можно было увидеть также и бледную белокурую девушку. Она производила впечатление очень нервного и угнетенного человека — по крайней мере, так гласили позднейшие показания сторожей. Девушка долго неподвижно стояла у трупа, всматриваясь в искаженное лицо. Внезапно она разразилась истерическим смехом и исчезла.
В тот же самый вечер, в полночь, случилось следующее: доктор Джеффри только что вернулся домой. Он занимал теперь шикарные апартаменты в бельэтаже «Космополитен- отеля», которые, однако, должен был вскоре покинуть, чтобы отправиться в турне по Европе. Труп Джошуа Вильсона он, конечно, собирался взять с собой — для демонстрации — по крайней мере, до тех пор, пока не создаст новый автомат. Внезапно он услышал, как дверь в салон открылась. Он пошел туда, чтобы посмотреть, кто осмелился войти, не постучавшись. Из темноты перед ним выступила маленькая фигурка в белом переднике. Он вспомнил английскую горничную — хотел сказать что-то — и не успел.
— Проклятый лгун. Низкий убийца, — прошептала она сквозь стиснутые зубы.
Она подняла руку. Раздались три выстрела.
Доктор Джеффри упал. Струя крови окрасила ковер. Великий изобретатель был мертв…
Джозеф Шлоссель
ЛУННЫЙ КУРЬЕР
Укладывая свои вещи перед отъездом в двухнедельный отпуск, я всего меньше думал о путешествии в межпланетном пространстве. Мысленно я уже переносился к родным, радовался предстоящей встрече с ними и с моим другом Эмилем Петерсом, который, как я слышал, прибавил недавно еще одно изобретение к списку своих достижений. Но если бы кто-нибудь сказал мне, что я вскоре увижу огромные пещеры и лабиринты, которыми изрыта поверхность Луны, я счел бы его сумасшедшим. Живя в громадном городе, и так в сущности не видишь ничего, кроме пещер из камня и стали да туннелей электрического метрополитена!
Каждый год я стараюсь воспользоваться отпуском в начале августа с тем, чтобы в первую субботу этого месяца быть среди своих. Меня так и привыкли встречать в этот день на станции. Но на этот раз я задержался и пришлось послать родным телеграмму, чтобы не ждали меня раньше следующего утра.
В воскресенье утром поезд, спускаясь под извилистый уклон черепашьим шагом, подходил к станции.
Брат уже поджидал меня в автомобиле. Миновав единственную улицу городка, мы понеслись по шоссе. Куда ни посмотришь, блестели капли воды, стояли лужи, колосья на полях лежали, как скошенные. Я заметил на вершине холма несколько вывороченных с корнем деревьев.
— Страшная буря пронеслась здесь ночью, — сказал брат. — А длилась всего несколько минут. Хляби небесные, как говорится, растворились и залили все. Я никогда не видал ничего подобного. Мама перепугалась, думала, что наш дом обрушится. Хорошо, что он стоит в котловине. А в высоких местах снесло несколько амбаров. Даже трехэтажная кирпичная постройка, где у Эмиля было новая лаборатория, совершенно превращена в развалины.
Я невольно стиснул брата за локоть.
— Он не убит? — спросил я с замиранием сердца.
— Нет. Он в последние месяцы и не заглядывал туда. Ему всегда больше нравилась старая его мастерская. В лаборатории ночью, я думаю, не было ни души. Те десять механиков, которых Эмиль держал для своих работ, недели три назад получили расчет.
— Значит, все благополучно?
— Да. Кстати, чуть не забыл. Эмиль еще вчера звонил по телефону и просил тебя зайти к нему сразу по приезде.
«Из-за чего такая спешка?» — спрашивал я себя, перелезая через проволочную изгородь, отделявшую ферму Петерсов от нашей.
Имя Эмиля Петерса вы, вероятно, не успели забыть, так как этот «безногий ученый», не покидавший своего колесного кресла, приобрел себе славу и богатство своими открытиями в области радиотехники.
Он жил один со своим старым слугой Олафом в доме, доставшемся ему от отца. Старик служил ему с исключительной преданностью. У Эмиля была парализована нижняя часть тела, начиная от поясницы, и Олаф считал себя виноватым: когда Эмилю было лет десять, Олаф, без разрешения его отца, повел его в цирк, где показывали прыжок с аэростата на парашюте. На другой день Эмиль попытался повторить этот опыт при помощи зонтика и прыгнул с крыши высокого амбара.
Раньше, чем я позвонил, Олаф успел отворить мне дверь. Он кивнул головой в конец комнаты, где сидел за каким то странным прибором Эмиль, и приложил палец к губам. Я вошел на цыпочках. Эмиль поднял на меня глаза, повернул какие-то стрелки у градуированных шкал и подозвал меня ближе.