А вот старая воеводиха, как выяснилось, оказалась исключением. И рушить одним словом такие мечты было просто кощунством.
— Я подумаю, нянюшка, обещаю тебе.
Но в следующий миг, очутившись на бирюзовом лугу, она думала уже совсем о другом: а долго ли до вечера?..
«Торопливость женщину не украшает» — кажется, эту сентенцию она слышала еще на Равнине Паладинов, от одной из придворных дам, которым было доверено ее воспитание. Хотя «слышала» — не то слово. Все подобные нотации она добросовестно пропускала мимо ушей, старательно отбирая только те, которые относились к турнирам, кодексу рыцарской чести и оружию.
Тем не менее, наставление припомнилось нынче же вечером, и не где-нибудь, а на весьма удаленном от Равнины Паладинов взгорье Невесты. И весьма кстати. Мрачная стена, явно страдающая приступами камнепада, была еще по-ночному черным-черна (как Паяннина юбка), и щербатые ниши, в которых можно было укрыться от каменных брызг, приходилось отыскивать на ощупь. Правильно ли она запомнила? Влево. Все время влево. Несколько ночей назад, в подземном коридоре, ей тоже было велено: ни в коем случае не поворачивать направо. Похоже, они с Гороном двигались не по прямой и даже не зигзагом, а по плавной, на первый взгляд и неугадываемой дуге. Если бы она действительно проводила здесь целые сутки, она могла бы запомнить ориентиры чужого ночного неба. Но сейчас в толчее нехотя угасающих звезд ей не удалось отыскать даже знакомое Веретено.
Что ж, тогда остается только поскорее добраться до вторых ворот, ведущих в долину вяльев; ведь не исключено, что Горон уже там.
Нет, торопиться все-таки не следовало — его и там не оказалось, да и ворота представляли собой всего лишь два черных, неаккуратно обтесанных монолита, каким-то образом втиснутые в треугольный пролом сероватой стены, оказавшейся в этом месте на удивление тонкой. Мона Сэниа только пожала плечами: склонность примитивных цивилизаций к манипулированию такими тяжеловесными глыбами (неоднократно упоминаемая в Звездных Анналах) неизменно приводила ее в недоумение. А Горон по всей вероятности все-таки опередил ее и сейчас разыскивает свою напросившуюся на его шею попутчицу там, в долине, куда вчера она второпях даже не удосужилась заглянуть, ограничившись в своей разведке только этой стеной. Кляня себя за непредусмотрительность, она вспрыгнула на шероховатый камень, служащий естественным порогом, и от неожиданности едва не потеряла равновесия: такого она здесь еще не видела.
Естественная базальтовая лестница широкими уступами спускалась вниз; от нижней ступени, точно трилистник кормового бесцветника, расходились овальные рощицы, слишком уж одинаковые по форме, что наводило на мысль о их рукотворном происхождении. Крайняя справа и была, похоже, местом поселения вяльев — об этом говорила темно-зеленая бугорчатая пелена, укрывающая от дневного зноя людской муравейник; тусклый фосфорический свет нижней листвы проступал сквозь медлительное, точно неживое шевеление верхних защитных листьев. Здесь все было обычно.
Левый гигантский «лепесток» даже на беглый взгляд производил впечатление чего-то мертвого, тяжеловесного — ни единого зеленоватого проблеска в предрассветной полумгле было не разобрать. Несомненно, при свете дня он замутнеет гиблыми пятнами бронзовой патины или подернется рыжим прахом безнадежной ржавчины. Но живой зеленью ему не быть, это и сейчас ясно.
Но вот средняя часть этой трехдольной низины, черная и смрадная, курилась многочисленными дымками; время от времени то тут, то там стремительно вспархивали тонкие язычки радужно окрашенного пламени, точно пытаясь вырваться из пепельного плена, но в глубине этого миниатюрного пекла кто-то, несомненно, улавливал эти огоньки, пресекая их попытки к бегству. Эта часть долины была обнесена добротной плитняковой стеной, так что жилому подлесью пожар не грозил — предосторожность обязательная, ведь в такой сухости он стал бы бедствием стремительным и ужасающим.
И все-таки интересно: почему разводить костры дозволяется именно вяльям — или они не подчиняются запретам ночного тирана?
Ну а раз уж ей стало интересно, значит — вперед и вниз!.. И тут же — упругий толчок невидимой липкой стены, преградившей ей путь на выходе из черных ворог.
Боли не было, но она чуть не закричала. Дьявольская воля проклятого Нетопыря не просто отрезана ей дорогу в трилистниковую долину — она встала между нею и Гороном, который, несомненно, был уже там, внизу…
Между тобой — и твоим Гороном.
Да! Проклятие, да!
Она в бешенстве выхватила свой маленький боевой нож, с которым никогда не расставалась, и бесполезные удары посыпались на несокрушимую, безразличную к ее ярости преграду, через которую ее не мог перенести даже всемогущий полет через доступное только джасперянам ничто…
— Назад.
Голос — Горона или Нетопыря, она даже не поняла, таким тихим, но беспрекословным он был — заставил ее отпрянуть от черного треугольника ворот.
— Сюда.
Судя по направлению, откуда доносился шепот, это значило — налево. Нырнуть под тяжелый уступчатый навес, под которым приходится сгибаться и куда не проникает еще сиреневатая дымка рассвета. Для крылатого нелюдя здесь слишком тесно, значит — Горон.
Твой Горон.
— Спрячь. Твой нож бесполезен, Эссени, — продолжал доносящийся откуда-то сбоку голос. — Ничто не может сокрушить то, что мы зовем «лунной поволокой», хотя на самом деле она есть ничто.
16. Звезды подземелья
Наверное, Горон принял ее смятение за испуг, но это была скорее растерянность: как же она сама-то не догадалась?..
Закон Вселенной: равному должно противостоять равное.
Изделие простых кузнецов не равноценно талисману.
— Знаешь, Горон, сама мудрость глаголет твоими устами. Тебе и самому неведомо, какую загадку ты сейчас разрешил! Только… где же ты? Я тебя не вижу.
— Поспеши. Пройди еще немного влево. Не время для разгадывания загадок.
Она послушно двинулась на голос, царапая голое плечо о щербатую стену, и вдруг у самых ног завидела слабое мерцание. Дыра. И в глубине — фосфоресцирующая ветвь с крупными зазубренными листьями, словно плавающая в густой черноте.
— Спускайся.
Мерцающий оливковый факел плавно сдвинулся в сторону. Оно, конечно, для королевского достоинства невместно, но придется подчиниться.
Опираясь на локти она, как было велено, спустила ноги и тихонько пошарила под собой — никакой опоры. Повисла на вытянутых руках, цепляясь за каменные края сильными пальцами (все-таки в походных штанах было бы удобнее, но вот беда — они здесь не в моде!). Немного подождала: неужели не подхватит, хотя бы из вежливости?
Ты забыла — он же неприкасаемый!
— Спокойно. Не бойся, отпусти руки. Послушалась, спрыгнула. Невысоко. И мягко.
— Молодец. И сойди с моего плаща.
Пещера, в которой она очутилась, была просторной, так что отодвинуться было куда. Горон поднял над головой что-то тяжелое, завозился, как видно заделывая дыру в потолке.
— А как же обратно?.. — Она сама удивилась собственному голосу: прямо как у перепуганной девочки.
— Обратно… Нам с тобой предстоит еще долгий путь. — Он сделал вид, что не замечает этого испуга. — Но никогда — назад.
— А здесь мы не наткнемся на эту… «лунную поволоку»? И вообще, Горон, почему ваш Нетопырь не хочет, чтобы я познакомилась с вяльями?
— Идем. Разговаривать будем на ходу. Постарайся ступать след в след. Знаешь, как это делается? — Не дожидаясь ее ответа, он поднял над собой светящуюся ветвь и двинулся в глубину пещеры, где смутно угадывался наклонный лаз со сглаженными ступенями. — Кстати, не припомню, чтобы я тебе велел спускаться к вяльеву подлесью. Нужно было ждать у ворот. А кому из нас двоих Нетопырь препону ставил, это еще вопрос.
— Ну, тебя-то он до сих пор всюду пропускал! Ой… дымом запахло… Горон, мы не поджаримся?
— Вяльи. Это самый могущественный род из всех кампьерров: они изготовляют оружие. Вершинный лист, провяленный на медленном огне, становится крепче железа, которого здесь нет.