Луна наращивалась. С каждым днем она становилась больше и ярче и скоро достигнет такого размера, когда во всей тундре завоют собаки и псы-смельчаки устремятся на острие звука, чтобы откусить от края ночного светила и обрести чудесные способности превращений и понимания языков всех живых существ.
Перед ранними сумерками, когда оленье стадо остановилось покормиться на склоне холма, где снежный покров был еще тонок, на стадо напала волчья стая. Они задрали несколько старых оленей, отрезав от остального стада. Воодушевленные победой тундровые хищники попытались накинуться на важенок, но вдруг помощь пришла совершенно с неожиданной стороны.
Послышались человеческие крики, в воздухе засвистели пущенные из тугих луков оперенные стрелы. Два волка на глазах Лунника, высоко подпрыгнув, замертво свалились с концами стрел на шее и окрасили кровью растоптанный оленьими копытами снег.
— Смотри, какой красавец!
Человек размотал чаат-аркан и ловко накинул ременную петлю на рога убегающего Лунника.
На упавшего животного навалились люди, спутали ему ноги.
— На дикого не похож, — заметил один человек.
Второй сунул выпростанные из теплых рукавиц руки и потрогал между ног оленя:
— Прекрасный тыркылын! Огромные твердые яйца! Будет нашим важенкам хороший самец!
Лунника поставили на ноги, но путы не сняли и повели с собой в стойбище.
Это были другие люди, не те, у которых он жил первое время. Маленькие человеческие детеныши еще не умели ходить и сидели меховыми мешочками на легковой нарте и дружно орали.
Лунника привязали к яранге и положили к нему на корм пучок сухой травы и желтый шмат твердого снега, щедро политый человеческой мочой.
Надо перевоплощаться в другое существо, подумал Лунник, с наслаждением пережевывая снег. Похоже, несмотря на кажущуюся безжизненность, тундра обитаема человеком, который чувствует себя здесь настоящим хозяином. Невидимый, он вдруг неожиданно появлялся и сразу становился хозяином тундры. Его, похоже, побаивались все: и дикие олени, потому что он ловил среди них здоровых и сильных быков для улучшения породы своего стада, и волки, которые остерегались нападать даже стаей на человека, и другие тундровые звери. Если человек брал оленя из дикого стада, то обрести заново свободу было нелегко.
Свобода. Это сладкое состояние принадлежности лишь самому себе Лунник имел только в далеком детстве, когда маленьким щенком, пушистым комочком представлял себе мир таким, каким он был вокруг. Он входил в него, огромный, загадочный, полный чудесных неожиданностей, и сам Лунник был его неотъемлемой частью. Если возникало сомнение или какой-то вопрос, ничего не было слаще, как придумать собственное объяснение какому-нибудь явлению. Но с возрастом Лунник понял: в этом мире свобода жестко ограничена. На свободу посягали все, и надо было найти свой собственный кусок независимости.
Вот и теперь радость от обретения способности волшебно превращаться в иное существо оказалась с горчинкой: уже нельзя было вернуться к прежнему состоянию, как бы кто-то извне жестко ограничивал право, полученное вместе с куском откушенной Луны.
В яранге проживало большое семейство. Кроме маленьких детишек, каждый посчитал своим долгом посмотреть на пойманного дикаря, и почти все восхитились его красотой и статностью. Больше всего люди хвалили его яйца, иные даже находили нужным потрогать покрытые мягким пушистым пухом мешочки под пахом.
— Хороший тыркылын!
Многие гадали о его возрасте Лунника, но так и не смогли определить, сколько ему. Сошлись только в одном, что самец молодой и зрелый.
— Пока пусть будет пристяжным, — решил один из мужчин. Наверное, главный в яранге.
— Только бы не истощить его, чтобы к следующему гону он был достаточно здоров и силен, — заметил другой.
— Будет возить детскую нарту.
Люди удивились, когда Лунник дал себя послушно запрячь в легкую нарту с полозьями из китового уса. Нарта легко скользила по снегу, да и груз был нетяжел: двое сопливых ребятишек, очевидно близняшек, которые поминутно одновременно плакали, требуя еды. Смуглая материнская грудь с белыми капельками молока на темном сосце еще больше раззадоривала их. Дети жадно сосали молоко, и Лунник вспоминал свое детство, свою мать, восемь сосцов, тоже полных сладкой, густой жидкости.
— Мне кажется, что он уже возил нарту, — предположил один из мужчин. — Да и послушный, будто понимает человеческую речь.
Стойбище недолго задерживалось на одном месте. Кочевали по тундре в поисках нетронутых пастбищ, добыча пропитания для оленей становилась все тяжелее, мох-ватап приходилось выкапывать из-под толстого слоя снега.